В свои выходные и по вечерам, когда Алексу не требовалась ее компания, она работала бок о бок с Прешес и Софией в Женской добровольной службе, подавая чай ночным уполномоченным и организовывая для солдат и моряков походную кухню на вокзале Паддингтон.
И ожидая. Ожидая, когда посыплются бомбы, когда бомбоубежища начнут использовать не только для учебных тревог.
Она так и не получила ни слова от Грэма: ни письма, ни даже сообщения через Софию. София всегда держала ее в курсе того, где он находился и что делал – насколько мог рассказать, – но не более того. Его назначили командиром эскадрильи, он терпимо относился к питанию и жаловался, что мерзнет, когда поднимается в воздух надолго; не могла бы София прислать ему дополнительные перчатки? Все подавалось бесстрастно, и – Ева была в этом уверена, – тщательно отбиралось Софией, чтобы успокоить и своего брата, и свою подругу.
Она жаждала услышать его голос, услышать, как он рассказывает ей даже самые скучные эпизоды из своей жизни. Она мечтала снова плавать с ним на лодочке в Риджентс-Парке, декламируя стихи, выученные для него. Ева писала по письму в день весь январь и заставляла Софию обещать, что она отошлет их ему. К февралю она прекратила, цепляясь за остатки гордости и не желая, чтобы София видела, насколько жалким стало ее положение. Но она все еще спала, сжимая в прижатом к сердцу кулаке дельфина из слоновой кости. Не потому, что надеялась на прощение за ошибки, о которых он знал и не знал, а для того, чтобы дельфин берег его. Хотя бы это она могла сделать.
Шли недели. Данию, Норвегию, и затем и Бельгию с Нидерландами Гитлер опрокинул как костяшки домино, а в Лондоне обосновались новые правительства в изгнании. Алекс стал требовать от Евы все больше времени, желая, чтобы она сопровождала его на разных мероприятиях по всему городу.
Никаких коробков больше забирать было не нужно. Вместо этого Алекс просил ее копаться в карманах пиджаков, висящих на спинках стульев, или отвлекать какого-нибудь мужчину глубоким декольте во время танца, пока то же самое делал Алекс. Она не знала имен этих мужчин, а отыскивать странные клочки бумаги и другие пустяковые предметы казалось ей бессмыслицей. Она знала, что все эти вещи должны ее волновать, что они не пустячны. Но она была слишком мертва в душе, чтобы ее все это беспокоило.
– У меня для тебя кое-что есть.
Они сидели на заднем сиденье его автомобиля после очередного бесконечного приема в «Сюиви Клаб». Несмотря на то, что из-за нормирования топлива личные автомобили оказались под запретом, для них у Алекса в распоряжении всегда имелся автомобиль с шофером. Он вынул изящную коробочку, обтянутую черным бархатом, и нетерпеливо открыл ее, когда Ева не проявила намерения сделать это. На подушечке из черного бархата лежал бриллиантовый браслет: очаровательные драгоценные камни ловили отблески случайно оказавшегося в этом темном городе света, переливаясь, словно наэлектризованная змея.
– Смотрится дорого. Настоящий?
Она хотела посердить его. Она знала, что ставить под сомнение его щедрость означало ставить под сомнение его мужское достоинство.
Он нахмурился, доставив ей огромное удовлетворение.
– Конечно, настоящий. Небольшой сувенир, чтобы отблагодарить тебя за усердный труд.
– Так вы называете мелкое воровство? Уверена, на площади Пикадилли вы можете найти щипача более умелого, который обойдется вам не дороже шиллинга.
Он сделал вид, что обдумывает это.
– Да, но щипач не будет столь очарователен. И не будет иметь такой слабости к красивым вещичкам.
Она испытывала к себе отвращение. Испытывала отвращение от осознания правды, протягивая ему руку, чтобы он мог надеть браслет на ее запястье и застегнуть замок, близко наклонившись к ней. Она ощущала тяжесть бриллиантов, представляла, как они будут переливаться, словно звезды под хрустальными люстрами заведений, где они ужинали и танцевали. Части ее, которая все еще оставалась Этель Молтби, хотелось поднять руку и показать всем, доказать, что она теперь гораздо выше той, кем была раньше. Но новой Еве хотелось взвыть от разочарования тем, что она ни капельки не изменилась.
Алекс, не отстраняясь, посмотрел ей в глаза.
– Тебе нравится? – прошептал он.
– Да.
В этот раз она позволила ему поцеловать себя. Она не закрывала глаз и не отталкивала его. Но и не целовала в ответ. Он поднял голову, и она прочитала в его взгляде непрозвучавший вопрос.
– Я не шлюха, которую можно купить.
Он откинулся на сиденье, поправил манжеты.
– У всех есть своя цена. Даже у тебя. Это лишь вопрос времени. Просто знай, что я буду ждать. Ждать, когда ты покоришься.
Он повернулся к ней. Выражение его лица скрывала тень.
– Ты ведь на самом деле знаешь, что то, что ты делаешь, вовсе не мелкое воровство. Что все гораздо серьезнее.
От его тона она задрожала, несмотря на шубу. Когда она промолчала, он снова откинулся на своем сиденье.
– Помнишь лорда Мертона?
– Конечно. Его убили при ограблении. – Она закрыла глаза, увидела фотографию в газете. Вспомнила угрозу Алекса, что Прешес и София могут закончить так же, как и лорд Мертон. Вспомнила, как убеждала себя, что не понимает, отказываясь признавать неприятную правду.
– Он был нацистским шпионом. Его убили собственные соотечественники за то, что он передавал секретные данные врагу. Данные, спрятанные в спичечном коробке.
Еву затрясло, превратившиеся в лед кости скрежетали под мехами. Она сделала два глубоких вдоха, сосредоточившись на том, чтобы ее голос звучал ровно.
– Так значит, я ответственна за это?
Она услышала в его голосе улыбку.
– В той или иной степени – да.
Она молчала, пытаясь подобрать правильные слова. Задать правильный вопрос.
Зная ответ еще до того, как произнести его.
– Но этот спичечный коробок я отдала вам.
На этот раз он громко рассмеялся.
– Да, мне. И я использовал его надлежащим образом. И заплатил лорду Мертону за это большие деньги.
Она повернулась к нему, вглядываясь в темноте. Медленно проглотила ком в горле, зная, что он хотел это услышать.
– Я не хочу больше этим заниматься. Я заплатила по счетам. Говорите Грэму, что хотите. Меня это больше не волнует. Просто скажите мне, где моя мать. Мы с ней найдем другое место для жизни, и между мной и вами все закончится. Пожалуйста, отпустите меня. Прошу вас. Я не могу в этом участвовать.
Из темноты раздался негромкий хриплый смешок.
– Боюсь, уже поздно, моя дорогая Ева. Ты уже женщина без родины. А это значит, что ты для всех – враг. Если бы ты ушла, тебя постигла бы та же участь, что и лорда Мертона. И твоих друзей тоже. Даже твой Сейнт-Джон не сможет остаться в безопасности.
