– Я понял, о чем ты. За все время, что знаю бабушку, я никогда не видел, чтобы она улыбалась так, всем лицом. – Он прищурился, придвинувшись еще ближе. – Конечно, она с тех пор пережила войну, что могло бы объяснить такую особенность.
– Это точно.
Я указала на ровный край фото, который аккуратно рассекал стоящую рядом с Прешес женщину пополам. У нее были такие же блестящие, как и у Прешес, белокурые волосы; их плечи находились на одной высоте, указывая на то, что у них одинаково статные фигуры; на высоких каблуках, обе они были чуть выше невесты.
Я постучала пальцем по лицу Прешес, гадая, что же еще, помимо улыбки, меня беспокоило.
– Что там?
Я покачала головой.
– Не знаю. Оно придет – обычно приходит, когда я не думаю об этом. Но здесь что-то не так с челюстью. – Я остановилась, перевернула страницу. – Не беспокойся, докопаюсь. Я всегда докапываюсь.
Мы посмотрели на следующую страницу. На фото – жених с невестой и две пожилые пары, видимо, родители. Один из мужчин тяжело опирался на трость, на его лице отражалось страдание, словно ему потребовались все его силы, чтобы подняться с кровати.
Колин указал на него.
– Это мой прадед. Он серьезно болел и умер, по словам Софии, вскоре после свадьбы. Она показывала этот альбом мне, когда я был маленьким – хотя в то время я не очень-то обратил на это внимание. Есть еще несколько постановочных фотографий счастливой пары с семьями в церкви, но остальные – не постановочные, из вестибюля дома. Смотрятся, мне кажется, как и большинство фотографий из альбома дебютантки моей бабушки. Церемонно одетые люди развлекаются. Трудно поверить, что скоро война.
Он медленно перевернул страницу. Он был прав: улыбающиеся красивые люди выглядели так, словно в мире нет никаких проблем. Словно на Польшу не должны были вот-вот напасть, а Гитлер не угрожал Великобритании.
– А разве не все англичане так делают? Не обращают внимания на очевидное, чтобы не показаться грубыми? – спросила я, протягивая руку, чтобы перевернуть страницу.
– Я бы не сказал, что это исключительно британская черта, – проговорил он мне на ухо так близко, что я с трудом удержалась, чтобы не повернуться к нему.
– А где отсутствующие фотографии, как думаешь? – спросила я, указав на пустующие места между снимками, словно некоторые из них вынули из альбома в случайном порядке.
– Я думал, он сразу был составлен. – Колин поднял альбом и потряс его. – Ничего.
Я медленно кивнула, а затем склонилась, чтобы повнимательнее рассмотреть лица.
– Я надеялась, что найду больше фотографий с Евой, но тут нет ни одной. Интересно, почему.
Мой телефон, лежавший на выступе за нашими спинами, зазвенел, заставив нас обоих обернуться.
Я прочитала сообщение.
Его зовут Колин, верно?
Это была снова тетя Кэсси. Я потянулась к телефону, но Колин оказался быстрее.
– Как мне ответить? – спросил он.
– Никак не отвечай. Иначе ее не остановишь.
Повернувшись ко мне спиной, он принялся набивать текст, уклоняясь от моих попыток схватить телефон. Послышался свист отправляемого сообщения, и Колин с довольной ухмылкой вернул мне телефон.
Я с тревогой посмотрела на экран.
Да. Он пытался поцеловать меня вчера вечером. Я тоже хотела поцеловать его, но вместо этого оттолкнула, потому что мне нравится быть загадочной.
Мой телефон тут же принялся звонить, и я отправила быстрое сообщение:
Я вам перезвоню.
Подняв глаза на Колина, я сказала:
– Она ни за что не поверит, что это написала я.
Он скрестил руки на груди.
– Серьезно? Кто еще пишет полными предложениями?
Я хотела спросить его, откуда он это знает, но не стала. Я встала и двинулась к двери.
– Ты даже спорить со мной не будешь? – спросил он, двигаясь за мной следом.
– Нет. – Я пошла по коридору, который показался мне знакомым.
– Потому что ты знаешь, что я прав.
– Я не хочу это обсуждать.
Я подошла к двери, которая, как я решила, приведет меня обратно на кухню.
– Мэдисон, остановись.
Я дернула за дверную ручку.
– Я же сказала, что не хочу ничего обсуждать.
– Отлично. Но это гардеробная. Кухня – вторая дверь справа.
Я отпустила ручку и пошла в сторону кухни со всем достоинством, на которое была способна.
* * *
Арабелла присоединилась к своей тете за столом и копалась в черной коробке.
– Доброе утро, – сказала я, скользнув на стул рядом с ней. – Есть что-нибудь интересное?
– Сплошной хлам, если честно. Железнодорожные билеты, приглашения и тому подобное. По-моему, это остатки, не пригодившиеся в альбоме Софии. И ничего от Евы с обратным адресом.
– А что насчет Грэма? – спросил Колин. – Он точно должен был писать сестре.
Арабелла покачала головой.
– Пока ничего. Хотя это не означает, что он не писал. Если же писал во время войны, письма могли жестко цензурировать, и София могла решить, что они не стоят того, чтобы их хранить. Есть несколько писем от Уильяма до его гибели. К сожалению, не особенно содержательно. По большей части о том, что он чуть не получил обморожение на больших высотах.
Я снова повернулась к обрезанным фотографиям и постучала пальцами по одной, на которой Прешес с Софией в милых весенних шляпках стояли, держась за руки перед оранжереей в Кью-Гарденз.
– Ты случайно не захватила папку с фотографиями, которые я распечатывала у Колина? – спросила я Арабеллу. – Мне нужно еще раз взглянуть на них.
Арабелла задумчиво пожевала нижнюю губу.
– Кажется, захватила. Она должна быть в одной из сумок, которые я привезла. Сейчас посмотрю.
В ряду колокольчиков, висящих на стене, зазвенел небольшой колокольчик.
Пенелопа поднялась.
– Это Прешес – она до сих пор уверена, что у нас целый дом прислуги. Она, наверное, хочет, чтобы ей помогли одеться и принесли завтрак. Скоро вернусь.
Она извинилась и вышла из комнаты вместе с Арабеллой. Я придвинула альбом к себе и начала листать страницы, изобилующие реликвиями 1939 года. На первой расположилась засушенная орхидея, все еще сплетенная в букет для корсажа, рядом – приглашение на бал дебютанток в Бленхеймский дворец. Страницы наполняли приглашения, программы скачек, танцевальные карты, железнодорожные билеты и фотографии Софии: на состязаниях по гребле, на скачках, отдыхающей на лужайках перед замками в компании прекрасных молодых людей.
