– Ты плинесла Агот подалок?
– Агот! – окликнул ее Иннес. – Я ведь говорил тебе много раз – не требуй подарков, как только Флора войдет в дом!
Маленький бесенок ничуть не смутился.
– А я лублю подалки! – заявила она. Как будто было глупо требовать от нее чего-то другого.
– Ладно… – Флора улыбнулась и села на диван.
Она достала из своей сумки стеклянный шар, в котором были миниатюрные копии самых известных мест Нью-Йорка. Флора слегка встряхнула шар, и Агот восторженно воскликнула:
– Снезный шалик!
– Да, это снежный шарик.
Агот, расширив глаза, выхватила шар из руки Флоры.
– Поосторожнее! – предостерегла ее Флора. – Не урони его.
– Не лоняю снезный шалик! – согласилась Агот.
Но тут же с силой взмахнула стеклянной игрушкой, не сводя глаз со снегопада внутри.
– Что ты должна сказать Агот? – напомнил Иннес, с удовольствием наблюдая за малышкой.
– Спасибо, тётти Флова! – Агот вдруг нахмурилась. – Сто слутилось?
Флора моргнула.
– Ничего не случилось, – ответила она.
– Ты платес? Глусная тётти Флова? Ты глусная? Не плать!
Агот вскарабкалась на колени Флоры и принялась отирать крошечными ладошками остатки слез на глазах Флоры.
– Все в порядке! – с легким отчаянием воскликнула Флора. – Я немного устала, только и всего.
– Скучаешь по Джоэлу? – спросил Иннес.
– Нет, просто он вел себя как придурок, – сообщил Финтан.
– Заткнись, Финтан!
– Не будь глусная! – Агот не желала оставлять тему.
– Я не грустная, – возразила Флора. – Я очень счастливая. Почему бы тебе не поиграть со снежным шаром?
Агот посмотрела на шар. Брамбл уже пытался сгрызть его.
– Снезный шалик хотет смотлеть «Пепу»! – сказала она Брамблу, отбирая у него шар.
– Вот и хорошо, – согласилась Флора. – Думаю, это блестящая идея.
– Сто такое «плидулок», тётти Флова?
Парни тут же принялись спорить насчет того, кто должен готовить ужин, а на Флору навалилась невыносимая усталость.
– Видно, я плохо перенесла смену часовых поясов, – сказала она. – Думаю, мне лучше пойти спать.
Глава 25
Дорогой Колтон!
Я с сожалением…
Джоэл разочарованно уставился на мигающий курсор.
Он не в состоянии был отчетливо мыслить. И почти не в состоянии был думать. Он так все запутал… может, ему стоило бы уволиться. Уволиться и уехать с Мура или остаться здесь, в Нью-Йорке, или в Сингапуре, или еще где-нибудь… В конце концов, дело для него всегда найдется.
Джоэл думал о том, чтобы бросить все это: то единственное место, которое утешало его беспокойное, израненное сердце, то единственное место, где он мог дышать, вдали от чертовых кондиционеров, постоянного шума автомобилей, непрерывных звонков чьих-то телефонов, бесконечных толп людей и бесконечных проблем, от всего того, что насыщало воздух…
Боже… Он стер начатое сообщение.
Дорогая Флора…
В его памяти внезапно вспыхнули те выходные, которые они провели вместе в середине зимы: Флора делала вид, что читает, хотя уже задремала, он работал. Каждый раз, когда он смотрел на Флору, ее голова склонялась вперед, потом она замечала, что он наблюдает за ней, улыбалась и говорила: «Вообще-то, это очень интересно» – он улыбался в ответ, а в дровяной плите потрескивал огонь… В комнате было уютно, и Брамбл, ставший постоянным предметом обстановки с тех пор, как Флора вернулась, не желал отходить от нее, оборачивался к Джоэлу и ворчливо рычал, точь-в-точь как какой-нибудь старый дед, – впрочем, он таким и был по собачьему счету. Джоэл вдруг понял, что полностью утратил интерес к работе, которой занимался в тот момент. Он отодвинул папки, встал и забрал из рук Флоры книгу. А потом прижал Флору к себе и страстно поцеловал, а она прижалась к нему с таким желанием, мгновенно и окончательно проснувшись… и ее светлые глаза приобрели туманное, отстраненное выражение, которое Джоэл уже научился понимать…
А потом они вместе пытались снять с Флоры множество глупой одежды, и оба смеялись – что было странным для Джоэла, он ведь так редко смеялся. Они заперли Брамбла в ванной комнате, а снаружи в воздухе кружились снежинки, украшая собой мир, и тепло их тел казалось волшебным, и на стенах танцевали тени… Джоэл думал, что никогда в жизни не был таким счастливым… нет, что он вообще никогда не был просто счастливым.
И что он сделал потом? Заснул. И проспал девять часов подряд.
Джоэл никогда нигде не засыпал по-настоящему. Он довольно рано это обнаружил: в домах опекунов, где родные дети умели выражать свою неприязнь самыми разными способами в любое время дня и ночи, в пансионе, где никогда нельзя было уйти из-под наблюдения воспитателя или от выходок старших мальчиков. Всю свою жизнь Джоэл держался настороже.
Но не на Муре. Там он… там ему ничто не грозило.
В Нью-Йорке безопасности не было. Город сбивал с толку, был слишком хлопотливым, заставлял Джоэла тревожиться. Город заставлял его накрепко закрываться в себе. И что он сделал? Он смотрел на Флору и видел в ее глазах не чистое доверие, с каким она смотрела на него, когда они сидели на стенке причала, и не сосредоточенное спокойствие, с каким она работала в кафе «Анни», в точности следуя рецептам из тетради ее матери, и не тот затуманенный взгляд, как во время объятий, когда у нее розовели щеки и дрожали руки и Джоэлу это казалось совершенно неотразимым…
Нет. Флора смотрела на него с болью, растерянностью и разочарованием. Джоэл видел все то, что было для него невыносимо, – и от этого в нем пробудилась давно скрытая в глубине паника маленького мальчика, который мог остаться без крыши над головой и без еды, если не понравится каким-то людям…
И чтобы сделать все еще хуже, Колтон теперь намеревался все разрушить.
В жизни Джоэла не было таких отношений, которые можно было бы испортить и все равно остаться любимым. С ним просто никогда не случалось ничего подобного. Именно поэтому он так отчаянно сражался за то, чтобы быть лучшим, чтобы быть самым успешным, всегда побеждать, соблазнять самых прекрасных женщин, всегда быть впереди, впереди всех…
Упасть в глазах Флоры… это ощущалось как худшая из всех возможных неудач, и Джоэл не был уверен, что сможет это вынести. И он не представлял, что ему с этим делать.
Он стер и второе сообщение, крепко ругаясь себе под нос. Похоже, он ни на что ни для кого не был способен.
Джоэл принялся расхаживать по номеру, стараясь отвлечься. И тут ему кое-что пришло в голову… кое-что такое, что он мог сделать, пусть даже он все испортит, пусть если ему даже придется уехать.
