– Правда? – спросила Флора. – Ладно, ты с этим справился весьма элегантно. Я ухожу. Я могу остановиться где-нибудь еще, а обратно я улетаю в воскресенье.
– Не надо… не глупи, пожалуйста. Пойдем. Прошу тебя. Идем наверх.
Джоэл огляделся. Похоже, они устроили сцену, что было абсолютно недопустимо.
– Пожалуйста, – прошептал он чуть слышно.
Портье с нескрываемым раздражением выдала Флоре второй ключ. По дороге к лифту они молчали. Ни одному из них не хотелось говорить о том, что только что произошло. Как будто первый барьер – из какого множества? – встал перед ними. Они оба потерпели неудачу, и оба не понимали, как это произошло. И теперь держались как чужие.
Флора почти смягчилась, когда увидела номер. Ей сразу пришлось признать, что он превосходит все ее ожидания. Номер был огромным, с большой гостиной, выходящей окнами на Манхэттен, розовеющий в лучах уже заходившего солнца, на восток располагался Бруклин.
Мебель была кремовой с серым: диваны и подушки, гардины на окнах во всю стену, и, ох, боже мой, терраса… Флору сразу потянуло туда. Терраса просто завораживала!
Флора подумала, что это похоже на то, что ей воображалось… как они с Джоэлом могли бы сидеть на такой террасе, смеяться, болтать, заказывать коктейли…
Она упрямо потерла глаза:
– Я устала. Для меня уже час ночи. Можно мне лечь поспать? Я устроюсь на диване.
Джоэлу не нравились плачущие женщины, и он не любил, когда на него оказывали эмоциональное давление. Но он уступил, Флора ведь была здесь. Этого достаточно, разве не так? Или он собирается весь вечер маяться чувством вины? Ему уже надоело чувствовать себя виноватым. Чувство вины было для него чем-то вроде проступка.
– Ладно, – кивнул он, отходя к своему письменному столу и поставив на него портфель. – Ты проголодалась? Можешь заказать что-нибудь.
Флора умирала от голода.
– Нет, все в порядке, – проговорила она.
– Хорошо.
Он протянул руку к портфелю.
– А ты… ты работаешь?
– У меня важное совещание с Колтоном. Нужно многое подготовить. Именно для этого я здесь. – Джоэл крепко сжал зубы.
Флора посмотрела в окно, на огни, один за другим загоравшиеся по Манхэттену, – изумительный, ошеломляющий мир изумительных вещей, которые ей не придется увидеть, – и от разочарования ей еще сильнее захотелось плакать. Все было там, рядом, а она все это упустит. Снова. Потому что на самом деле она вовсе не девушка Джоэла. Она просто его… что? Постель и завтрак? Деревенское убежище?
Не обращая на него внимания, Флора подошла к мини-бару и достала водку и тоник, даже не глянув на ценники. Она бросила куртку на спинку кресла, сняла просторный свитер – она уже просто задыхалась, – выдернула из волос нарядную заколку. Потом налила себе приличную порцию спиртного и вышла со стаканом на террасу, чтобы мягкий весенний ветерок сдул все ее планы, и путаницу мыслей, и разницу во времени…
Здесь, даже на двадцатом этаже, – а может, как раз поэтому – ей показалось, что город наплывает на нее волнами. Гудки автомобилей звучали невообразимо далеко внизу, садящееся солнце заставляло огромные здания отбрасывать косые тени, одну поверх другой, широкие полосы бульваров и авеню тянулись все в одну сторону, в отличие от маленьких извилистых улочек и дорожек на ее родине, сотни и сотни окон уже светились напротив…
Флора с завистью рассматривала сады на крышах и балконах, люди отдыхали на площадках пожарных лестниц и на балконах в такой приятный вечер, компании, друзья и возлюбленные, и разные обрывки жизни плыли перед ее глазами. Здесь люди жили намного ближе друг к другу, чем то было на Муре, но в то же время были отстранены, анонимны, различны. Это было очень странное чувство.
С непонятной грустью Флора подумала, что любой, кто мог видеть ее прямо сейчас, увидел бы просто некую девушку со светлыми волосами, стоящую в одиночестве. Она могла быть местной, могла знать Нью-Йорк как свои пять пальцев, могла приезжать сюда всю свою жизнь – и все равно осталась бы чужой.
Флора решила, что эта идея ей нравится, но, если уж этот визит в Нью-Йорк должен стать ее первым и последним, она поклялась насладиться им. Завтра она отправится все осматривать. Она подумала, что Джоэл мог бы пойти с ней, показать ей те места, которые любит, – но это не имело значения. Она взглянет на Эмпайр-стейт-билдинг, зайдет в Музей Гуггенхайма, посетит остров Эллис и все то, о чем мечтала, она будет задерживаться во всех красивых местах и перекусывать там, где рекомендует Интернет, и…
Ладно. Необходим какой-то план. Она совершила ошибку… и прежде всего где-то в глубине души Флора подозревала, что ошибку она совершила с самого начала. Джоэл был не ее круга. Флора была хороша в том смысле, который шотландцы определяют как «домашняя девица». Она Флора Маккензи, сидящая дома с вязаньем, поддерживающая огонь в очаге, пока ее мужчина уходит из дома и делает то, что он должен делать в огромном внешнем мире. В мире, который несравнимо больше их тихих пляжей и бурных приливов. Он вне этого. Без нее.
Флора допила свой коктейль и попыталась спокойно все обдумать. Нельзя ведь сказать, что ее не предупреждали. И Марго. И ее друзья. Нельзя сказать, что она не знала.
До нее донеслась музыка – из какого-то бара или с концерта далеко внизу, и Флора прислушалась к ее мягким волнам в потоках теплого ветра, стараясь хотя бы ощутить мгновение, стараясь спасти хоть что-то. Она была в Нью-Йорке, над небоскребами на пурпурном небе уже появлялись звезды, и, пока по щекам Флоры катились слезы, она думала: разве это уже не кое-что? Разве это ничего не стоит? Возможно, когда-то она сможет сказать: ладно, как-то раз я слушала музыку на самой вершине Нью-Йорка, в теплый весенний вечер, я была юна или почти юна, это было прекрасно и очень-очень грустно… и Флора призадумалась, кому бы она могла об этом рассказать…
Углубившись в свои мысли, она не слышала, как тихо скользнула в сторону дверь за ее спиной, не осознавала чьего-то присутствия, пока не почувствовала легчайший поцелуй на своем обнаженном плече и всем телом не ощутила Джоэла… Флора крепко зажмурила глаза, а когда снова их открыла, он все еще был здесь, он ничего не говорил, но на этот раз обнял ее, защищая от ветра, и прижался головой к ее затылку, просто опустил лоб на ее волосы…
И Флора подумала об одной старой истории, которую рассказывала ей мать, – истории о морских духах, что выходят по ночам, но вы не можете смотреть на них днем, хотя они невообразимо прекрасны, – днем вы не можете на них смотреть, чтобы не разрушить чары… Ни в коем случае, до тех пор, пока не зайдет солнце, и тогда они откроются вам, а если вы не в силах сдержаться и хотя бы краем глаза посмотрите на них, они могут навсегда исчезнуть, раствориться в тумане, а вы всю оставшуюся жизнь будете бродить в одиночестве по дорогам, пытаясь найти их след в мире, но так и не найдете и никогда больше их не увидите. А их рыдания и жалобы будут слышны в ветре, что дует ночами. Да, вот так говорила мать Флоры. Не бойся ночного шума. Но никогда-никогда не смотри на эльфа, если любишь его.
