— Как и должно, — ответил он, встретившись со мной взглядом.
О, Лазар, мой драгоценный Лазар! На меня нахлынули воспоминания лихорадочного жара страсти, любви. Поднявшись, я подошла к окну слева от камина и открыла его. Я поняла, что по-прежнему люблю Лазара. Люблю и уважаю его за честную жизнь, за верность республике, за страстную преданность свободе.
— Сегодня ваш день рождения, — услышала я его голос.
— А ваш завтра, если я правильно помню.
Я знала это точно. Его день рождения следовал сразу после моего. Я почувствовала тепло его рук на своем обнаженном плече.
— Скоро придет доктор, — сказала я и повернулась к нему. Сердце бешено стучало.
— Вы нездоровы? — спросил он с той знакомой нежностью, от которой у меня подгибались колени.
— Уже поправляюсь, — прошептала я и сглотнула — в горле стоял ком. Неужели в тот миг он мог не слышать стук моего сердца?
— Как вы считаете: генерал Бонапарт не будет в обиде, если я поцелую его жену по случаю дня ее рождения? — Лазар смело и насмешливо посмотрел мне в глаза.
— Да, генерал Гош, — ответила я, глядя на него, и прикоснулась пальцем к ямочке у него на подбородке. — По-моему, он будет в обиде.
Лазар склонился ко мне. Его язык. Его сердце. Мое.
В тот же день, почти в десять часов вечера
Сегодня вечером, выпив чашку бульона, я вышла в сад, села под лаймовым деревом и, как в детстве, обхватила согнутые в коленях ноги. Все вокруг было залито лунным светом. Визит Лазара навеял ностальгическое уныние. Я думала о маме, которая сейчас так далеко. Смотрит ли она на луну тоже? Думает ли обо мне? Что сталось с рабами, среди которых я росла, с моей няней Да Гертрудой и служанкой Мими? Старый Сильвестр, наверное, уже умер… Я подумала о могилах отца и двух сестер. Вспомнила холмик у реки, где упокоилась жрица вуду. Вспомнила ее ужасные слова: «Овдовеешь. Станешь королевой».
Находясь во власти этих воспоминаний, я достала из кармана медаль Святого Михаила, оставленную на прощание Лазаром. На ней святой Михаил с мечом в руке стоит над поверженными силами зла.
— Я хочу, чтобы она оставалась у вас, — сказал мне Лазар. Раньше эта медаль принадлежала матери, которая умерла, рожая его. Крестьянке, не знавшей грамоты. Лазар сказал, что медаль придаст мне мужества.
— В самом деле?
— Да. Придаст мужества поступить правильно.
Я задумалась над словами на обратной стороне медали: «Свобода или смерть».
— Это по моему распоряжению вытравили, — как-то застенчиво сказал Лазар. Я обещала беречь медаль.
Потом, уже у дверей, он обернулся.
— Мы не попрощались.
— Значит, это прощание? — спросила я.
Только сейчас я осознала, что он так и не ответил.
26 июня
Лизетт разбудила меня легким прикосновением к плечу.
— Во дворе два больших дилижанса, мадам.
Я подошла к окну и отодвинула занавеси. Один из верховых был курьером Бонапарта, прозванным Мусташем
[90] за огромные усы. Он спешился и сказал что-то капитану Шарлю и Жюно. Брат Бонапарта Жозеф стоял в сторонке, записывая что-то в книжечку.
Заржала лошадь. У ворот появилось несколько — девять? — конных гвардейцев.
— У нас теперь эскорт? — растерялась я.
— Да это настоящий парад! — сказала Лизетт.
27 июня, около 11 утра, Фонтенбло
В восемь все собрались в скромном городском доме тетушки Дезире. Я стояла на парадном крыльце, держа извивавшегося Фортюне. Маленький двор заполнили люди, кареты и лошади. Готовились к отъезду. Повсюду крики и неразбериха. Пока Жюно отчитывал форейтора, пытавшегося распутать упряжь, слуги метались туда-сюда, крича друг на друга. Только Жозеф молча что-то записывал.
— Могу подержать собаку, если желаете, мадам Бонапарт, — услышала я позади себя чей-то голос.
Это был весельчак капитан Шарль в своих сапогах с красными кисточками. Он сиял, начищенные латунные пуговицы сверкали. Я с удовольствием передала Фортюне ему на руки. Капитан огладил собаке уши и даже поцеловал в макушку.
— Позвольте мне иметь честь проводить мадам Бонапарт к ее карете?
Придерживая собаку одной рукой, другую он предложил мне.
— А как же?.. — Я обернулась: обо всем ли позаботились?
— Я настаиваю, мадам. Мы должны беречь вас. — Он открыл дверь кареты и потянул за ступеньку, которая с лязгом опустилась. Затем, сделав витиеватый взмах рукой в перчатке, капитан пригласил меня садиться.
— «Мы»? — Мой дорожный набор уже принесли сюда: лекарства, карты таро, роман «Кларисса» и дневник (в который я сейчас пишу).
— Святые и я.
Я улыбнулась. Он такой милый.
— Кто достал подушки? — В провинции их сегодня не найти.
— Я. Советую вам сесть спиной к лошадям. — Капитан приготовился закрыть дверцу. Я прикоснулась к подоконнику. — О, сюда я бы руку не клал, — сказал капитан. Я посмотрела на белую перчатку: кончики пальцев испачкались пылью.
Капитан Шарль снял свои перчатки.
— Они подойдут вам, мадам. У меня очень маленькие руки. Видите? — Он поднял руку; действительно, она была как у ребенка.
Перчатка пришлась мне впору.
— Вы благородный и добрый человек, капитан Шарль. — Я несколько раз глубоко вздохнула и прислонилась головой к твердой потрескавшейся коже внутренней обивки.
«Будь сильной, — сказала я себе. — Падать в обморок не годится». По крайней мере, сейчас, в самом начале этого долгого и опасного путешествия.
II
КОРОЛЕВА
Я ВОССОЕДИНЯЮСЬ С ОСВОБОДИТЕЛЕМ ИТАЛИИ
29 июня 1796 года, Брияр
Мы всего два дня в пути, а уже изнываем.
Полковник Жюно сердится — двигаемся слишком медленно. Мой деверь Жозеф не совсем здоров (из-за действия ртути) и не желает страдать молча. Слава богу, с нами капитан Шарль — только он и весел.
5 июля, четыре часа пополудни
Только что вернулись после освежающей прогулки вдоль реки. Чувствую себя ослабевшей; когда остальные наши спутники ушли вперед, мне даже пришлось опереться на руку капитана Шарля. Поболтали как старые друзья: о моде (очаровательные шляпки леггорн с высокой тульей, которые сейчас носят женщины, прекрасно выглядят с распущенными и развевающимися волосами); о дне рождения капитана Шарля (ему сегодня исполняется двадцать три, он еще так молод!); о моих детях (уже скучаю по ним); о чтении (капитан рекомендовал «Страдания молодого Вертера» немецкого писателя Гёте). Потом поговорили на более серьезные — финансовые — темы: о поразительном обесценивании нашей валюты, о сильнейшей инфляции.