— Как вы себя чувствуете? — поинтересовался он, когда мы свернули на улицу Монмартр.
— Я солгала насчет своего недомогания, — призналась я.
— Мне было интересно посмотреть, насколько далеко это вас заведет.
— Вы жестоки.
— Я никогда не притворялся добрым. — Помолчав, он добавил: — Вы привязаны к генералу Гошу.
Я расправила меховое покрывало у себя на коленях. Хорошо, что в карете темно.
— Познакомилась с ним в тюрьме.
— А теперь?
— А теперь у генерала Гоша своя семья. Не желаете ли войти? — спросила я, поскольку мы как раз въехали ко мне во двор.
— А вы бы этого хотели?
Я задумалась буквально на секунду.
— Да, — ответила я, и это было правдой. Мне было грустно и одиноко. Этот холодный взгляд Лазара огорчил меня так, как не огорчили бы никакие слова.
Бонапарт пробыл более часа. Мы с ним выпили несколько бокалов шамбертена.
Перед уходом он сказал:
— Могу ли я получить разрешение поцеловать вас?
Я не возражала — просьба показалась мне безобидной.
Его прикосновение было осторожным, неуверенным, а затем — настойчивым. Я высвободилась из его рук. Он стал быстро ходить по комнате.
— Бонапарт! — встревожилась я.
По-видимому, он не услышал, ибо не ответил. Затем улыбнулся, как будто разгадав какую-то загадку, поцеловал мне руку и ушел.
Я ПРИНИМАЮ ВАЖНОЕ РЕШЕНИЕ
Пятница, 22 января 1796 года
Бонапарт предложил мне руку и сердце. Я сказала, что мне надо подумать.
— Сколько? — Как ему свойственно, он принялся вышагивать по комнате.
— Я дам ответ через две недели.
— Через одну.
— Тогда я отвечаю: «Нет».
Наполеон улыбнулся.
— Вы сильнее, чем кажетесь, Жозефина. Я ценю это в женщинах.
— Меня зовут Роза.
29 января, 6 часов вечера
— Но, Тереза, я не люблю его.
Мы с Терезой прогуливались по набережной. Холодная, бодрящая погода гармонировала со сталью водной глади.
— Он вам дорог как друг, — сказала она, — и вы ему нравитесь. Разве это не более важно?
— Вы не верите в любовь?
Тереза усмехнулась.
— Тальен любил меня, и что же? Я получала только синяки.
— Он знает, что плохо обходился с вами. — Я давно искала этой возможности поговорить с ней о Тальене.
— Вы его видели?
Я кивнула.
— Тальен изменился.
Она молчала.
— Он боготворит вас, Тереза, — настаивала я. — И он такой любящий отец!
Она повернулась ко мне.
— Разве вы не понимаете, как мне больно говорить об этом? — воскликнула Тереза. — Брак, Роза, может существовать без страсти, но не может — без уважения. Скажите ему, что я сожалею, но не могу… просто не могу.
30 января
— Она сожалеет. — Я постаралась смягчить эту новость. Когда я приехала, Тальен, казалось, был полон надежд. — Вы ей дороги.
Это было правдой.
— Но?..
Я покачала головой.
Пробыла у него некоторое время. Мы играли в пикет, как когда-то в молодости, до террора, — в дни, что казались теперь такими далекими. Я рассказала ему о генерале Бонапарте, о своих сомнениях.
— Он амбициозен, — сказал Тальен. — Он поднимется к вершинам славы, в этом не может быть сомнения.
— Так и Баррас говорит.
— Он вас любит? А детей?
— Да. — И в самом деле, он, по-видимому, полюбил Гортензию и Эжена. — По-моему, он был бы им хорошим отцом.
— И, как генерал, несомненно, помог бы военной карьере вашего сына.
— Верно. — Мне казалось это немаловажным.
— И вы все еще колеблетесь?
— Мы не любовники.
— Это легко поправить.
— Не всегда — для женщины.
— Дело в верности? Вероятно…
Я пожала плечами. Замужние и женатые заводят связи на стороне, но хочу ли я так жить?
— Советую принять его предложение, — произнес Тальен. — Это риск… но тогда…
И хохотнул, когда я показала свои карты:
— У вас всегда был талант к играм, где победа зависит от случая!
3 февраля
— Мне предлагают выйти замуж, — сказала я Фэнни. Мы встретились в ее отеле на улице Турион; ей должны были привезти дрова, и мы готовились встретить воз.
— И ты готова поступиться своей свободой? — Казалось, Фэнни была потрясена.
— Всего лишь свободой воздержания. — И свободой спать в одиночестве. — Эжену и Гортензии нужен отец.
— Это тот корсиканец, которого я встретила у тебя в салоне?
— Вы не одобряете?
— Он рассказал интересную историю о привидениях. Пожалуй, он мне понравился.
— Большинству он не нравится.
— И ладно. Знаю я этих аристократических матрон из Сен-Жермен. Задирают нос перед человеком, имя которого просто не в состоянии произнести. Но кого теперь интересует их мнение?
— А что думает тетушка Дезире?
— Неужели ты ей не сказала?
— У меня не хватило смелости.
— Она хочет, чтобы ты вышла замуж.
— Но за корсиканца?
Фэнни засмеялась.
— Привыкнет. По сравнению с Мари, вышедшей за мулата, твой брак даже будет выглядеть респектабельно. Ты его любишь?
— Нет.
— Слава богу.
4 февраля
Генерал Шерер, командующий Итальянской армией, ушел в отставку.
— Почему? — спросила я. Всякое упоминание об Итальянской армии заставляло меня нервничать.
Мы с Бонапартом ехали в его ужасной карете по Булонскому лесу. Я убедила его, что поездка будет гораздо приятнее, если не ехать на бешеной скорости, и он неохотно велел кучеру перестать пользоваться кнутом.
— Директор Карно отправил ему мои планы Итальянской кампании, — сказал Бонапарт. — Но, кажется, генералу Шереру они не понравились. Он сказал, что только идиот, который их придумал, сможет воплотить их в жизнь. И уступил позицию.
— Вам?
— Посмотрим…
— Что вы имеете в виду?
— Мне нужен ваш ответ. Скоро.
