— Роза!
Я не ответила. Пыталась, но не могла. Это было мне не под силу.
Мама подошла к кровати. На ней было белое платье и белый платок на голове; в свете фонаря она казалась похожей на ангела.
— Ты похожа на ангела, — прошептала я странным, хриплым голосом.
Я чувствовала, как порхают по моему лицу ее пальцы, слышала, как она втягивает воздух, будто принюхиваясь.
— О боже мой! — прошептала она.
Я в замешательстве смотрела на нее. Отчего она плачет? Я видела вокруг нее яркое сияние. Это была Дева Мария, пришедшая благословить меня.
— Мама! — закричала я, изумляясь ее неземной красоте, и стала целовать ей пальцы, прижимать ее руку к своей щеке.
ЗАГРОБНЫЙ МИР ОДЕРЖИВАЕТ ВЕРХ
Четверг, 21 августа 1777 года
Я проснулась от тихого стука в дверь спальни.
— Кто это? — в страхе спросила я.
Дверь скрипнула, отворяясь.
— Папа! — Он был в синей куртке с золочеными пуговицами.
— Я велел седлать твоего пони, — прошептал он, не желая будить Да Гертруду.
От глиняной кружки, которую он держал в руке, поднимался пар. Пахло кофе и ромом.
— Хочу, чтобы ты познакомилась с моей новой дамой, — сказал он, повертев у меня перед носом шоколадным рулетом.
Новой дамой отца была черная кобыла с белыми носками — молодая, смелая, хорошо сложенная и большеглазая.
— Это Фортюне,
[4] так я назвал ее, — с гордостью сказал отец. — Выиграл в карты.
Я потянулась погладить ее морду. Кобылка отдернула голову.
— Сукре для меня уже мал, — сказала я. Мой маленький пони стоял у стены, у его глаз кружились мухи.
— Эта для тебя слишком горяча, — сказал отец. Я держала уздечку, пока он садился в седло.
Мы поехали по дороге. Лошади фыркали, трясли головами, отгоняя мух. Солнце только что взошло, на влажной траве лежали длинные тени. На плантации тростника все еще царил хаос после уборки урожая. Подъезжая к ней, мы вспугнули большую голубую цаплю. Вдалеке у моря суетились рабы, готовившие поле к сезонному палу сухой травы.
— Король Сахар, — сказал отец с иронической улыбкой, прихлопнул москита, достал из кармана куртки для верховой езды кожаную флягу и запрокинул голову.
Другие плантаторы жили как короли. Почему же нам не везет? Я знала ответ на этот вопрос. Мой отец ухаживает за дамой по имени Удача — так говорила мама. Но дама к нему явно не благоволит.
— Папа, расскажи, как ты был при дворе.
Он притворно застонал.
— Расскажи про охоту.
— Ты эту историю наизусть знаешь, — сказал он.
Это было правдой. Историю об охоте я знала так, что могла бы рассказать ее сама. Как король каждое утро выезжал охотиться со своими лейтенантами и подлейтенантами, джентльменами-охотниками, сквайрами, подсквайрами и пажами. Как выли собаки, как король каждого называл по имени. Как благородные кони гарцевали в утреннем тумане, и было их столько, что одних только конюхов, которые поили лошадей, требовалось шестьдесят человек.
Я прижалась лбом к Сукре, вдохнула его теплый, чистый запах. Представила себе эту охоту.
— Тогда историю про королеву, — попросила я. — Расскажи о рождении дофина.
О фейерверках, от которых ночью делалось светло, как днем.
Отец отпустил повод, позволяя кобыле опустить голову к траве.
— Кстати, о королевах. Мне рассказали удивительную вещь. — Он повернулся и посмотрел на меня. — Мне рассказали, что ты ходила к старухе гадалке, которая живет выше по течению реки.
Я выпрямилась в седле.
— Кто это тебе рассказал? — Я старалась говорить, не выказывая тревоги.
— Одна женщина в Форт-Ройяле.
— Вот как? — Мне не понравилось, что отец говорил обо мне с «одной женщиной».
— Говорят, ты будешь королевой, — сказал он.
Я почувствовала, что щеки у меня разгораются, и отвернулась.
— Так это правда! — сказал отец и приподнял флягу. Я покачала головой. — Ты что-то бледна, Роза. Похудела. Разве тебе нездоровилось?
— Нет. — Меня предупреждали, чтобы я не говорила ему про подвал.
— Ты знаешь, я хотел, чтобы ты была мальчиком. — Он глотнул из фляги и засмеялся. — Но… быть королевой не так уж плохо. — Он понудил кобылу идти шагом. — Королева смогла бы выплатить мои карточные долги.
— Знаешь, меня наказали. — Эти непрошеные слова сами собой сорвались у меня с губ.
Он повернулся лицом ко мне, и его седло скрипнуло.
— Наказали?
У меня на глаза навернулись слезы.
— За то, что тебе предрекли быть королевой? — спросил он.
Я судорожно вздохнула.
— За разговоры с дьяволом, — прошептала я.
— Выпороли? — холодно спросил он.
Я кивнула. Я хотела сказать правду, но не смела. Я хотела рассказать ему о комнате в подвале, о летучих мышах, о духах и лицах в ночи. Я хотела рассказать ему о голосах, которые слышала. Но это, я знала, его только рассердило бы и привело к ссорам. Ссор и так было достаточно.
— Это сделали старухи? — Так отец называл маму и бабушку Санноа.
— Их заставил отец Дроппит.
— Будь проклят этот дьявол, — еле слышно сказал отец. Кобыла взбрыкнула, он ее пришпорил, и она послушно перешла в галоп.
Я ударила пони пятками, стараясь не расплакаться. Так и поскакала вперед, ничего не видя из-за слез. Отец даже вскрикнул, когда я пролетела мимо него под нависшим над дорогой деревом.
25 августа
Мы с Катрин готовимся к возвращению в монастырскую школу в Форт-Ройяле. Маленькая Манет отчаянно завидует, предлагает помощь, путается под ногами.
Уезжаем послезавтра, несмотря на дожди. Погода стоит жаркая, ужасно влажно. Приходится с усилием втыкать иглы для вышивания в плотную хлопчатобумажную ткань.
Неделю спустя, 6 часов вечера, Форт-Ройял
И вот мы с Катрин в школе, в унылом монастыре Дам Господних, под хмурыми взглядами сестры Гретч. Месса в семь, уроки с восьми до одиннадцати и потом снова с часу до пяти. Рисование и вышивание. Чтение и чистописание. Лекции о добродетели и скромности. У меня вся попка болит от сидения на жесткой скамье днями напролет.
7 сентября
Сезону дождей не видно конца. Улицы превратились в грязевые реки. Мы с Катрин застряли в монастыре — не можем даже сходить к дяде Ташеру на воскресный ужин. Вместо этого третий день подряд едим соленую рыбу. Под столами бегал таракан, такого огромного я еще ни разу не видела. Катрин закричала, хотя я точно знаю, что она храбрее большинства мальчишек. Она забралась на стол и наступила по крайней мере в две глубокие тарелки. Они упали на пол и разбились. Если бы не Катрин, мы бы тут точно умерли со скуки.
