Онлайн книга «Страсти и скорби Жозефины Богарне»
Все вместе мы — мсье де Богарне и я, Мими и наш сын — вернулись в деревню. То и дело я слышу остерегающий внутренний голос, но не обращаю на него внимания. Я не намерена больше оставаться в одиночестве.
1 сентября
Проснулась в приятном тепле рядом с мужем. В душе покой. Я снова беременна…
3 сентября, вечер
Первый день рождения Эжена. Вместо подарка получила ужасную весть: мсье де Богарне подал прошение о назначении на должность адъютанта губернатора Мартиники.
— Но, Александр, наш сын еще слишком мал. Я не могу оставить его. А если я…
— Я полагаю, вам обоим было бы небезопасно…
— Вы оставите нас здесь?
— Воспользовавшись этой возможностью, я многое выиграю…
— И все потеряете! — закричала я, отчего сын заплакал.
7 сентября
Когда я проснулась, мсье де Богарне уже уехал. Отправился в путь еще ночью.
10 декабря
Узнала, что Лаура Лонгпре, ныне вдова, направляется на Мартинику на том же корабле, что и мсье де Богарне.
Меня переполняет горечь. Он снова предал меня!
Молюсь, чтобы Господь дал мне сил. Я должна выдержать — ради моего мальчика, ради ребенка, которого ношу под сердцем.
10 апреля 1783 года
Утром я родила, раньше ожидаемого срока. Девочка — вся красная и такая крошечная — спит мертвым сном.
После того как перерезали пуповину и акушер обтер младенца красным вином и завернул в вату, Мими выкупала меня, добавив в ванну душистого чая. Я начала было что-то говорить, но она заставила меня замолчать. Женщина, только что родившая ребенка, не должна открывать рот.
— А не то в тебя войдет ветер, — объяснила Мими.
Я закрыла глаза и сердце, сжала губы. Ветер уже вошел в меня — целая буря, несущая лишь слезы.
11 апреля
После полудня крестили младенца. Фэнни, крестная мать, предложила назвать дочку Гортензией. Имя мне не нравится, но я слишком утомлена, чтобы возражать. Пришлось продать медальон, чтобы заплатить священнику.
Не помню, чтобы чувствовала себя так, когда родился Эжен… так грустно, так грустно.
30 июня
Маркиз получил несколько писем, в которых говорится о беспутном поведении Александра на Мартинике, где, как выяснилось, он пьет, предается азартным играм и сожительствует с женщинами (не только с Лаурой), не заботясь о том, что позорит свое имя. Придя в гнев, маркиз написал королю письмо, в котором требовал, чтобы его сына арестовали по королевскому приказу без указания фамилии лица, подлежащего аресту. [33] Не без труда тетушке Дезире удалось перехватить это письмо до того, как оно было отправлено.
2 сентября
Заканчивала вышивать жилет для Эжена, когда Мими принесла мне конверт.
— От твоего мужа, — сказала она.
— Курьер доставил? — Для курьера было как будто слишком рано.
— Женщина. — Мими уставилась в пол. — Мадам Лонгпре.
— Мадам Лаура Лонгпре? Но разве она не на Мартинике? Она пришла сюда? — Я посмотрела на конверт, который держала в руке. От него пахло ирисовой пудрой. Я сломала печать на конверте и достала из него исписанный листок.
Это было письмо, письмо от мсье де Богарне.
— Что это? — спросила Мими, чувствуя, как я огорчена.
— Мсье де Богарне приказывает мне выселиться из его дома… в монастырь. Он утверждает…
Я запнулась. Не могла произнести это вслух. Александр утверждал, что Гортензия — не его дочь.
— Позволь, я позову мадам!
Я не возражала. Чувствовала, что слабею. В комнату вбежала тетушка Дезире и выхватила у меня письмо.
В нем мсье де Богарне называл меня низким созданием. Он обвинял меня в том, что в девичестве у меня было множество любовных приключений. Утверждал, что накануне нашей с ним помолвки я переспала с мужчиной и с другим — на острове Сен-Пьер, по дороге во Францию. Он писал, у него есть доказательства.
Тетушка Дезире опустилась в кресло.
— Боже мой! — прошептала она.
Я ощутила, как вдруг потяжелел мир вокруг меня.
МАДАМ
Вторник, 2 декабря 1783 года
Сегодня после полудня я сообщила тетушке Дезире, что намерена подать на развод. Она озабоченно посмотрела на меня.
— Развод, Роза? Представляешь ли ты себе, что за ним последует? Пятно позора ляжет на тебя и твоих детей.
— Вы же получили развод! — В первый же год брака муж тетушки Дезире пытался ее отравить.
— Я дорого заплатила за это. Не раз бывало, что меня исключали из числа приглашенных. Не имеет значения, что женщина ни в чем не виновата. Если ее честь запятнана, считается, что ей не место в приличном обществе. — Тетушка Дезире опустила шитье на колени. — Что, если Александр станет оспаривать твое требование? Желаешь ли ты выставить подробности своей личной жизни на обозрение всего Парижа? Женщина редко оказывается победительницей в таких сражениях. Даже если бы ты была покрыта синяками и шишками, считалось бы, что он вправе бить тебя, а твоя обязанность — подчиняться его желаниям, какими бы те ни были.
— Что же, ничего не предпринимать? — спросила я, втыкая иголку в большой палец. С огромным усилием я сдержала готовое вырваться проклятие. — Александр покусился на мою честь совершенно публично.
— А как же сын? Подумай, как это подействует на него. Эжен уже достаточно большой, чтобы понимать насмешки товарищей.
— Подумайте лучше о том, как скажется на Эжене пятно на моей репутации. Вообразите, каково ему будет знать, что мать принуждена до конца дней своих жить в монастыре. А Гортензия? У нее не будет надежды найти хорошего жениха. Законный развод ради себя самой и ради моих детей — единственный возможный для меня образ действия.
Тетушка Дезире вздохнула.
— Я буду молиться за тебя, Роза.
8 декабря, ближе к вечеру
Сегодня днем встречалась с мсье Жороном, королевским советником и уполномоченным при Шатле, чтобы придать официальный статус моему иску. Мсье Жорон пришел вместе со своим отцом и секретарем. Для меня было большим испытанием рассказывать о крушении моего брака, но они вели себя тактично и позаботились, чтобы я не слишком нервничала.
4 февраля 1784 года