— Я отдал его лакею.
— Но я приказал отдать ему в руки! Вы хоть понимаете, что наделали?
У себя за спиной я услышала приближающиеся шаги — кто-то из телохранителей.
— Желаете поговорить с первым консулом, мадам Жозефина? — спросил Гуго, выдавая мое присутствие.
К двери подошел Бонапарт.
— Жозефина… — Он был бледен.
— Вы свободны, — холодно бросил он через плечо, обращаясь к Савари. Адъютант поспешно проскользнул между нами и вышел.
— Войдите, мне надо кое-что вам сказать.
Я опустилась в деревянное кресло.
— Герцога Энгиенского казнили.
[138]
Я нашла Савари в гостиной.
— Генерал Савари, не могли бы вы сказать мне… — Действительно ли я хотела знать? — Как это случилось?
— Был трибунал, затем… — Савари утер рукавом пот со лба. — Затем герцога отвели к одной из канав возле замка, и…
— Ко рву, вы хотите сказать?
Он кивнул.
— Да. Без воды.
Запела канарейка.
— Он сказал что-нибудь напоследок?
— Попросил не завязывать ему глаза. — Савари поискал в кармане и достал кольцо, сложенный носовой платок и лист бумаги. — Еще прежде герцог просил, чтобы его жене передали это. Княгине Роган-Рошфор…
Письмо, предназначенное красавице Шарлотте, было коротким и нежным: «Вечная любовь». Кольцо — простое с надписью.
— А здесь что? — спросила я, разворачивая платок.
Уже совсем поздно. Пишу, сидя у секретера. Передо мной — кольцо, письмо и платок, в который завернута прядь волос: все, что осталось от человеческой жизни.
Я рассматриваю эти вещи, словно жду, что они заговорят, дадут ответ на мои вопросы. Участвовал ли герцог Энгиенский в заговоре с целью убить моего мужа? Или был невиновен и казнен несправедливо?
Пока я пишу, Бонапарт сидит в кресле у камина — пристально глядит в пламя, будто надеется разглядеть в нем свои ответы.
ПРОРОЧЕСТВО ВСЕ ЖЕ СБЫВАЕТСЯ
27 марта, почти полночь
Сегодня поздно вечером приехал Фуше.
— По иронии судьбы, первого консула стало поддерживать еще больше народа, — сообщил он. — Революционеры возомнили, что он один из них, раз теперь и у него руки в крови.
— Как я понимаю, сегодня в сенате рассматривалось предложение «увековечить славу Бонапарта». Что там вообще за настроения?
— Недавняя попытка покушения на жизнь первого консула заставила народ обеспокоиться его безопасностью, — начал объяснять Фуше, поглаживая усеянную темными крапинками тыльную сторону ладони. — Считается, что какая-то новая форма монархии может принести мир, а тот, в свою очередь, — процветание. Если даже для этого потребуется гражданин-король, коронованный народом, в том не будет особого худа. И то, что первый консул — не союзник Бурбонов, только делает его достойным большего доверия.
— Фуше, если бы я не знала вас, я бы подумала, что вы сами — сторонник монархии.
— Это предложение выдвинул я.
— Увековечить славу Бонапарта? — Я на мгновение лишилась дара речи. — Но раньше вы выступали против того, чтобы должность первого консула была пожизненной.
— Желаете сделать меня снова министром полиции?
«О да!» — подумала я.
— Я хочу вернуть себе свой департамент. Любой дурак понимает, что требуется в этой ситуации. — Фуше улыбнулся, и его лицо приняло бесовское выражение. — Если за эти годы я чему-то научился, так это тому, что гибкость — важнейшее свойство для выживания.
5 апреля, чудесный день
Бонапарт стоял, прислонившись к полке камина и сложив руки на груди. Я поставила чашку с остатками кофе, прекрасно зная этот его взгляд. Бонапарт явно собрался сказать мне что-то такое, что могло мне не понравиться.
— Жозефина, советники уверяют меня, что передача по наследству титула первого консула положит конец угрозам моей жизни.
— Так они предлагают?.. — дрогнул мой голос.
— Да, титул будет передаваться по мужской линии старшему сыну. Традиционная система. Во всяком случае, об этом пока идет речь.
— И тогда Жозеф будет вашим преемником?
Какой ужас!
— К сожалению, он думает именно так. Но в идеале наследником должен быть мой сын: ребенок, воспитанный для исполнения этой роли.
Я, моргая, отвернулась. Наследника не было, и никогда не будет. Все минеральные воды Европы не могли дать мне того, чего я хотела больше всего на свете: ребенка от Бонапарта.
Очень поздно, все спят
— Бонапарт, надо кое-что обсудить.
Он зевнул.
— Сейчас?
— Завтра, если желаете. Утром.
Он сдвинул назад ночной колпак и повернулся ко мне.
— Вы чудесно выглядите в лунном свете.
— Хотите поговорить об этом сейчас?
— Я не в настроении разговаривать, — сказал он, прижавшись ко мне. — Так что вы хотели обсудить?
— Ох… — Откровенно говоря, мне не хотелось это обсуждать.
— Ах, это! — понял он.
Я кивнула, уткнувшись ему в плечо. Бонапарт был весь в поту, от него пахло лимоном.
— Вам следует знать, что я настаиваю на праве усыновления, — мягко сказал он, поглаживая мне щеку.
Я отодвинулась.
— Это значит, вы сможете усыновить будущего наследника? — Разумеется, моя первая мысль была об Эжене.
— В жилах ребенка должна течь кровь Бонапартов, это будет сын одного из моих братьев.
— Маленький Наполеон? — спросила я, улыбаясь.
— Придвиньтесь ближе, — протянул он ко мне руку.
7 апреля
Сегодня утром с удивлением увидела, что наш двор полон всадников в военной форме.
— Бонапарт, к чему такой многочисленный эскорт? — И все в ливреях, даже пажи. Вероятно, я что-то неправильно поняла… — Разве мы не просто едем проведать Луи с Гортензией?
— Это официальный визит, — объяснил он, потянув себя за кружевную гофрированную манжету.
Гортензия спустилась по лестнице встречать нас, держа на руках Маленького Наполеона.
— Тебе не стоит так сбегать по лестнице! — сказала я, хотя и обещала себе перестать давать ей советы. Моя дочь теперь на третьем месяце, живот только начал расти.
