— Луи, мы с Бонапартом говорили о вас с Гортензией. Не собирались ли вы сделать ей предложение? Сегодня, может быть…
— Нет! То есть да.
В замешательстве Луи пропустил шаг и, как ни старался, не мог снова поймать ритм.
— Я запыхалась, — солгала я. — Наверное, надо посидеть.
Бросать танец не принято, но дело уже шло к концу. Луи проводил меня к моему стулу.
— Не посидите ли со мной немного? — спросила я, указывая на пустой стул поблизости.
Он покорно сел; глаза бегают, как у затравленного зверя. Ох уж эти мужчины! Такая отвага на поле битвы — и такая робость в гостиной.
— Как я говорила, Бонапарт хочет побыстрее уладить дело с замужеством Гортензии. Ему кажется, вам следует сказать ей о своих чувствах… сегодня же. Она там, — указала я веером.
Казалось, моя прямота смутила Луи:
— Но она ведь с Каролиной и Эмили…
Во время танца он не сможет, поняла я.
— Пригласите ее прогуляться в саду.
Я дотронулась до его локтя, побуждая Луи встать. Боже, как же заставить его сделать этот шаг?
— Ступайте же! — шепнула я.
Без даты
Клан Бонапартов воспринял эту новость с прохладным молчанием. Синьора Летиция медленно поднялась с места, взяла стакан кислого сока из незрелых фруктов. Ее указательный палец был направлен на Гортензию.
— Теперь вы станете одной из нас, — постановила она и села.
После, в гостиной, Гортензия пела одно из своих новых сочинений, а я аккомпанировала ей на арфе. Кругом сплошь перешептывания, резкие взгляды и жесты.
29 октября 1801 года, Сен-Жан-де-Морьен
Дорогая мама, что за сюрприз! Я в восторге. Луи — идеальная партия для Гортензии. Они подходят друг другу во многих отношениях. Назначена ли уже дата? Подумать только, на будущий год я уже могу стать дядей!
Твой любящий сын Эжен
Р. S. Думаю отрастить эспаньолку.
25 декабря, Рождество
Сегодня Бонапарты собрались на рождественский обед.
— Я так счастлива, что Гортензия и Луи поженятся, тетя Жозефина… — сказала мне Каролина, накладывая себе на блюдо целую горку пудинга и пирожных.
— Подумать только, мы с Гортензией станем сестрами и закадычными подругами, а Наполеон будет ей братом! — переглянулась она с Луи. — Ему это будет приятно, ведь он так любит ее. Все знают, какая дружная у нас семья.
26 декабря, раннее утро
Что-то в выражении лица Каролины во время вчерашнего разговора меня смутило. На всякий случай я попросила Мими поговорить с ее соглядатаем.
— Я бы и так его порасспрашивала, — усмехнулась Мими.
Без даты
Утром Мими положила передо мной записку.
— От племянника Гонтье? — я сразу узнала этот корявый почерк.
— Тут не очень приятное, — предостерегла меня Мими.
Я сунула записку в рукав. И вот что потом прочитала:
«Севодня вечером мадам Каролина сказала своему брату Луи, что он не должен женица на старухиной дочке. Луи ответил, что все равно женица. Мадам Каролина разбила 5 тарелок, так ана зла».
Она зла, а я — в ярости. У меня руки трясутся, когда я это пишу.
29 декабря
И вот вопреки противодействию сплетням и подозрениям приближается свадьба Гортензии Богарне (дочери «старухи») и Луи Бонапарта. Брачный контракт будет подписан первого января — всего через три дня. Церемония бракосочетания состоится на следующий день. Свадебное платье почти готово; Леруа превзошел сам себя.
Воскресенье, 3 января 1802 года
Контракт подписан; по крайней мере, это испытание позади. Да, испытание! Мать Бонапарта все время хмурилась, Каролина и Жозеф лицемерно улыбались. Несмотря на решение не плакать, я разрыдалась, что огорчило жениха. Только Гортензия казалась невозмутимой (и несколько отстраненной).
После подписания Бонапарт подарил Гортензии потрясающее ожерелье, заказанное специально для нее.
— Спасибо, — поблагодарила она без особых эмоций. Кажется, Гортензия твердо решила не улыбаться ни при каких обстоятельствах.
4 января, в начале девятого утром
Проснулась на рассвете и уже немало успела: утвердила меню, договорилась с Леруа о последней переделке роскошного свадебного платья Гортензии (это будет сюрприз), послала письмо к кардиналу Капрара с просьбой после гражданской церемонии отслужить религиозную в маленьком доме на улице Виктуар.
Откровенно говоря, я так хлопочу над этой свадьбой, что постоянно забываю о Бонапарте. Через несколько дней мы на месяц уезжаем в Лион. А там посмотрим, захотят ли Гортензия и Луи жить в Мальмезоне и присматривать там за всеми животными.
Без четверти полночь, очень долгий день
Еще до девяти я постучала в двери Гортензии. Она вышла ко мне в простом креповом платье, украшенном букетиком цветов апельсина.
— Ты не одета? Время идти наверх. Все ждут.
— Я готова, — ответила мне дочь.
Смешавшись, я переглянулась с Мими.
— А что случилось с подвенечным платьем? Разве его не доставили?
Где же изысканный наряд из белого атласа? И бриллианты, подаренные ей Бонапартом? На дочери — только бусы, нитка посредственного жемчуга.
Мими закатила глаза:
— Невеста предпочитает простой наряд.
Я сжала губы, стараясь скрыть раздражение. Очевидно, все споры были бы излишни.
— Чудесно выглядишь, — солгала я.
Если честно, все прошло мрачновато. К Луи и моей дочери подошел мэр. Родные наблюдали за происходящим, никак не проявляя радости по поводу женитьбы. Бонапарту не терпелось, чтобы все поскорее закончилось: одни дела на уме! Я делала вид, что довольна, но это давалось мне с трудом. Гортензия выглядела совсем убитой.
Луи смотрел на нее с тревогой, и я ему сочувствовала.
Потом все мы, в разной степени подавленные, направились в домик на улице Виктуар, где уже несколько часов в своем торжественном облачении нас ждал кардинал Капрара: он по ошибке приехал гораздо раньше назначенного времени. После шампанского, которое должно было, как я надеялась, хоть чуть-чуть развеселить собравшихся (не тут-то было!), кардинал Капрара предстал вместе с Луи и Гортензией пред лицом Божиим. Итак, узел туго затянут, теперь уж не знаю, к добру ли.
Бонапарт пожелал новобрачным счастья, после чего тотчас уехал вместе с двумя другими консулами — им надо было готовиться к поездке в Лион. В ожидании ужина Каролина рассказала кардиналу, что у нее гражданский брак с Иоахимом, но она намерена когда-нибудь обвенчаться с ним в церкви.
