Интересно…
5 сентября, ближе к вечеру
Мыслимо ли, что Луи влюблен в Гортензию? Вчера вечером он, Бонапарт и я вели приятный разговор о немецкой литературе, когда в комнату вошла Гортензия. Луи вдруг умолк. Никакие уговоры с нашей стороны не смогли побудить зардевшегося молодого человека продолжить беседу.
«Молчун!» — поддразнила Луи Гортензия, словно не замечая, какое впечатление производит на него.
Вскоре после двух часов ночи, не могу уснуть
Почему я раньше не рассматривала Луи в качестве жениха? Ему двадцать четыре года (возраст подходящий), он серьезен, недурен собой, умен, образован, начитан.
Со времени падения с лошади в Италии его здоровье вызывает опасения — правой рукой он пользуется со все большим трудом, но это, несомненно, излечимо. Порой Луи бывает мрачноват, но неизменно добр (обожает свою дворнягу). Благородные черты лица, высокий рост… Отличные зубы, в конце концов.
8 сентября
Ездила к мадам Кампан посоветоваться насчет прислуги. Ее опыт фрейлины королевы Марии-Антуанетты бесценен, а директора школы — тем более. Я рассказала ей о том, как пыталась найти для дочери подходящего жениха, а та отвергла всех молодых людей, которых ей представляли. Поделилась с мадам Кампан своими опасениями, что Гортензия ждет идеального мужчину, какие в реальной жизни не встречаются; что романы, которые она читает, формируют у нее излишне романтические представления о браке: она намерена выйти замуж по любви, что в наше время встречается все чаще, но нередко ведет к разочарованию.
Мадам Кампан взглянула на меня с тревогой.
— О браке по любви и говорить нечего, — твердо сказала она, оправляя черное платье простого покроя, без украшений и затей. — Молодые люди движимы чувствами, они не способны выбирать мудро. К счастью, ваша дочь умна. Не сомневаюсь, она сделает верный выбор. Кто у вас на примете?
Я объяснила, что мы с Бонапартом это еще не обсуждали, но его брат Луи был бы идеальным женихом. Мадам Кампан откинулась на спинку кресла. Кажется, мой ответ ее устроил.
— Как раз хотела предложить вам обратить внимание на Луи. Даже если бы у него была отталкивающая внешность, я бы рекомендовала его, ибо выгоды от этого брака для вас, вашего мужа да и для всей нации совершенно очевидны.
— Конечно, но…
— К счастью, он не отвратителен. Луи — человек рассудительный, добрый и чувствует поэзию, подобно самой Гортензии. А каковы его чувства к вашей дочери?
— Откровенно говоря, я начинаю подозревать, что Луи в нее влюблен.
— У них были бы красивые дети.
О да! И какая это была бы радость для нас с Бонапартом! Их дети объединили бы нас, были бы нам утешением, если сами мы так и не сможем…
В тот же день, в Париже
— Жозефина, — потряс меня за плечо Бонапарт, — вы спите? Я тут подумал: что если Луи? Как возможный… ну, вы понимаете, для Гортензии.
— Чудесная мысль! — обняла я мужа. — Как только я сама не додумалась?
10 сентября
— Бонапарт, надо что-то делать с Гортензией и Луи.
— Что именно? — спросил Бонапарт и закрыл «Историю Карла Великого», которую читал, заложив страницу пальцем.
— Помните, вы сами мне говорили?..
— Женская работа, — отрезал он и снова распахнул книгу, надорвав при этом переплет.
— Но с Луи должны поговорить именно вы!
— Что я понимаю в таких делах?
— Больше, чем думаете, — улыбнулась я.
Без даты
— Итак, я поговорил с братом. — Бонапарт сел рядом с моим туалетным столиком, одобрительно косясь на мое платье из вышитого батиста с очаровательным декольте. — Луи влюблен в…
— Бонапарт! — прошептала я, указывая ему глазами на парикмахера.
Гражданин Дюпла засмеялся и распушил мне кудри. Он убедил меня выкрасить мои каштановые волосы смесью ревеня с белым вином, что придало им золотистый оттенок.
— Мадам Жозефина, вы настолько хорошо меня знаете… — хохотнул Дюпла.
— Слишком хорошо!
В дверях возник секретарь Бонапарта. Всегда так: сплошь суета и суматоха, с мужем поговорить некогда.
— Первый консул, министр Талейран желает говорить с вами.
Я взяла мужа за руку.
— И?.. Что же Луи?
— Он согласился, — коротко ответил Бонапарт, пожал плечами и встал.
— И это все?
— Меня здесь нет, — сказал Дюпла, роясь в коробке с гребнями. — Я невидим.
— Он собирался поднять эту тему, — понизил голос Бонапарт. — Теперь кто-то должен поговорить сами-знаете-с-кем, чтобы узнать, ответит ли эта сами-знаете-кто… благосклонно.
— Не могу найти! — всплеснул руками Дюпла, повернутый к нам спиной.
— Не думаю, что мне стоит обсуждать это с ней. — Воображаю, Гортензия воспримет этот разговор как давление. — Лучше, если это сделает кто-то за пределами семьи, так мне кажется.
— Фовель мог бы, — предложил Бонапарт.
— Конечно, могу, — сразу согласился Фовель. — А что именно, первый консул?
Вдвоем они вышли из комнаты.
— Гражданин Дюпла, я серьезно: не смейте проболтаться, — сказала я парикмахеру, как только за ушедшими закрылась дверь.
В тот же день, ближе к вечеру
Днем секретарь Бонапарта явился примерить новую куртку, модель которой я сама для него придумала. Получилось отлично, даже Бонапарт потребовал себе такую же. Я посвятила Фовеля в наши дела.
— Луи добр и заботлив, Гортензия ему нравится. Если бы они поженились… — Я обрисовала Фовелю выгоды для всех имеющих отношение к делу. — Согласна с Бонапартом: вы идеально подходите, чтобы обсудить с Гортензией эту деликатную тему.
— Мадам Жозефина, первый консул уже обсуждал это со мной, но, думаю, я не смогу…
— Вы с Гортензией вместе играете в пьесах. У вас хорошие отношения. Пожалуйста, помогите. Нам просто нужно выяснить, какие чувства она питает к Луи…
13 сентября
— Она заплакала, мадам.
— От чего же? Что она вам ответила?
Фовель пожал узкими плечами:
— Ничего. Просто промолчала.
— Значит… А что сказали ей вы?
— Что это будет в интересах страны. — Боже мой, он все испортил! — И что вы с первым консулом уже все решили.
— Разве вы не подчеркнули ей положительные качества Луи?
Фовель насмешливо посмотрел на меня:
— А у него они есть?
