На будущие выходные приедут Эмили и Гортензия. Все утро провела на кухне с Кельё, помогая ему печь торт «Наполеон», делать конфеты из вишен и открытый пирог с яблоками. Скучаю по Мопсу. Мне все кажется, что он так и крутится у моих ног, ждет подачки. Впрочем, хорошо, что теперь он у капитана.
28 июля
За ужином Эмили потеряла сознание, повалившись прямо в объятия Гортензии. Скатилась на пол чашка.
— Простите! — простонала она, стуча зубами.
Мы с Мими отнесли дрожащую девочку наверх, уложили на кровать.
То ей было холодно, то жарко; она умоляла открыть окна, которые я только что закрыла.
Я отправила Мими в город за доктором.
К двери подкралась Гортензия.
— Как Эмили?
— Не подходи к ее комнате, Гортензия!
В детстве моей дочери делали прививки, но испытывать судьбу мне не хотелось.
— Мама!
— Делай, что говорю!
Я убрала прядь влажных волос со лба Эмили. Сама я перенесла оспу в легкой форме еще в детстве. Болезнь Эмили слегка меня испугала, но я понимала: мне оспа определенно не грозит.
Шесть часов пополудни, в ожидании ужина
Доктор надел халат, маску и перчатки; при виде его Эмили охватил испуг. Я внимательно следила за выражением его лица. Врач прокашлялся, на шаг отступил назад, внимательно оглядел больную и сцепил за спиной руки.
— Вернусь через четыре дня, когда недуг проявит себя.
Взявшись за дверную ручку, он помолчал немного, а потом прибавил:
— Очень жаль…
1 августа
На лице и шее Эмили стали появляться пятна, в точности так, как предсказывал доктор.
— Дайте мне зеркало, — потребовала наша бедная девочка. Я не могла ей отказать.
— Такие маленькие бугорки, — сказала она, прикасаясь к ним, — и с заостренными верхушками! — почти с нежностью добавила Эмили.
Худшее было впереди.
4 августа
Я убрала зеркало из комнаты Эмили, но ничто не может нейтрализовать тошнотворный запах, который становится все сильнее.
Без даты
— Это я, Эмили. — Я поставила на стол поднос с лекарствами. У нее глаза не открываются из-за волдырей. Лицо сейчас неузнаваемо — это лицо чудовища.
— Папа! — воскликнула она.
Слезы подступили у меня к глазам. Она грезит об отце, Франсуа де Богарне, — эмигранте, бежавшем из Франции во время революции, который не может возвратиться. Об отце, которого она не видела с двенадцати лет. Я села на кровать рядом с ней.
— Нет, Эмили, это я, тетушка Роза.
— Папа!
Впрочем, какая уже разница, за кого она меня принимает?
— Сейчас помажу тебе лицо целебной мазью…
Я окунула лоскуток чистой фланели в стеклянную банку.
— Будет щипать немного, — предостерегла я.
Эмили вздрогнула, напряглась, потом расслабилась.
— Я ждала тебя! — прошептала она.
21 термидора, Люксембургский дворец
Дорогой друг, я посмотрю, что можно сделать, чтобы удалить из списка имя Франсуа де Богарне, однако я бы не слишком уповал на чудо. В совете теперь царят кровожадные настроения.
Кстати, о настроении… Оппозиция, настроенная против вашего мужа, растет и крепнет. Советую Вам отказаться от жизни в уединении: в одиночку мне эту битву не выиграть.
Дядюшка Баррас
29 августа
Утром Эмили поднялась с постели — впервые после болезни. Она подняла вуаль, и мы одна за другой обняли ее, изо всех сил пытаясь скрыть ужас. Ее лицо — сплошные рытвины. Слава богу, она уже замужем!
Я ПРОЩЕНА И ТОЖЕ ПРОЩАЮ
4 сентября 1799 года
Выздоровление Эмили пробудило меня от жалости к самой себе. Если эта хрупкая девочка может выиграть у смерти, я, конечно, найду силы принять вызов клана Бонапартов! Переезжаю в Париж, готовлюсь к битве.
10 сентября
Сегодня заеду к военному министру, директору Гойе (который ныне председательствует в совете директоров), и к Баррасу — попытаюсь побудить их к спасению армии, оставшейся в Египте. Просто отвратительно, до чего все безразличны к судьбе Бонапарта, судьбе наших солдат, оказавшихся в безвыходном положении!
11 сентября
Я в отчаянии. Всю неделю ездила с визитами и, боюсь, впустую. Оппозиция Бонапарту крепнет. Они, эти самодовольные люди при власти, занимаются мелочами, упуская из виду тот очевидный факт, что республика трещит по швам.
«Бонапарт вернется, — повторяю я про себя, — обязательно вернется». Я твердо решила не уступать никому. Мой голос слаб, голос женщины. Но я могу убедить мужчин действовать! Я опускаю голову на подушку, но наутро поднимусь — и начну все сызнова: буду заезжать к депутатам, в учреждения, домой к министрам и директорам. Своей настойчивостью, мольбами, убеждением, лестью и заигрыванием буду изводить мужчин, причиняющих зло моему мужу. Используя все нехитрое оружие в моем арсенале, я привлеку их на его сторону.
22 сентября, первый день восьмого года республики
Я истощаю себя ради мужа, но сегодня пришлось особенно тяжело. Я проглотила гордость и заехала к Жозефу Бонапарту.
— Мадам, — приветствовал он меня, поклонившись в пояс. Уголки его тонких губ кривились подобием улыбки. — Простите, что заставил ожидать: я был занят с учителем танцев, — сказал он, открывая дверь в крошечную комнатку, скорее прихожую, чем гостиную. — Мой швейцар сообщил мне, что вы желаете говорить со мной о Наполеоне. — Имя брата Жозеф произнес на французский манер. Он посмотрел на часы и сел, уперев руки в колени, обтянутые белыми лосинами. Затем елейно улыбнулся: — К сожалению, не смогу уделить вам много времени.
— Я не задержу вас, Жозеф. Как вы знаете, Военное министерство безразлично к затруднительному положению Бонапарта. Следует предпринять новую попытку выручить его. — Я сплела пальцы. — Если объединиться, мы сумеем повлиять на ситуацию. Ради вашего брата…
Жозеф пожал плечами:
— Это бесполезно. Я уже сделал все, что мог.
5 октября
Великолепная новость: Бонапарт одержал победу над турками при Абукире. Может, теперь государственные мужи начнут меня слушать? Может, теперь они хоть что-то предпримут ради его возвращения?
13 октября, сумерки
За окнами дворца горели тысячи свечей, освещая лица нищих, живущих у дворцовых ворот.
