Держа чашку с кофе в одной руке, а телефон – в другой, Дженис принялась просматривать сообщения. Матео хотел с ней списаться, Виталик спрашивал, в какое время с ней можно связаться, а в третьем сообщении ее просили заглянуть к бабушке после обеда. Невинная на первый взгляд фраза приковала ее внимание. Ноа назначала ей встречу в саду дома престарелых в Тель-а-Шомере.
На кухню зашел Давид и принялся заваривать себе чай.
– Эфрон тебя ищет с девяти утра, говорит, тебя очень ждут. Ну или по крайней мере статью, которую ты ему обещала еще неделю назад… Просил тебе напомнить, что номер почти готов.
– Почему это он звонил тебе?
– Потому что перед этим пытался до тебя дозвониться десять раз. Твой сон глубок, как Марианская впадина.
Дженис снова взялась за мобильник и обнаружила, что Эфрон действительно звонил ей десять раз. Статья была далека от завершения, а момент для увольнения совершенно неподходящий. Она сбегала в душ и попросила Давида подбросить ее до работы. Тот без возражений согласился, что вообще-то было на него непохоже: загнанный и измученный вид подруги сказал художнику, что лучше обойтись без подколок, чтобы не усугублять дело. Впрочем, по пути он не преминул заметить, что та надела непарные сандалии. Пока Дженис искала подходящее оправдание, он старался ехать как можно быстрее.
Едва только Давид припарковался перед редакцией, Дженис, поблагодарив его, выпрыгнула из машины, стремглав взбежала по широкой лестнице и бросилась в свой кабинет. От жары было нечем дышать. Она открыла окно и попыталась привести мысли в порядок. Ее беспокоила предстоящая беседа с Эфроном, но еще больше не терпелось узнать, что обнаружила Ноа; похлопав себя по карманам в поисках пачки сигарет, она закурила и склонилась над клавиатурой, раздумывая над тем, что написать подруге, чтобы убедить ее перенести встречу на более ранний час. В итоге она набрала следующее сообщение:
Скорее всего, бабушка захочет вздремнуть после еды, мне кажется, лучше навестить ее перед обедом, согласна?
Нет ответа.
Наверное, Ноа на совещании или просто не может сейчас писать.
Эфрон вошел в кабинет без стука.
– Куришь с утра пораньше, да еще и в офисе? Значит, статья не готова… Ты ставишь меня в дерьмовое положение, Дженис. Я устал тебя прикрывать, это слишком затянулось, – сказал он, усевшись напротив.
Пристально посмотрев на Дженис, он жестом попросил ее передать ему сигарету (что она охотно сделала) и глубоко затянулся. Она выдержала его долгий взгляд.
– Скажи, что ты раскопала сенсацию, нашла что-то достоверное, приведи хоть одну причину тебя не уволить.
Дженис застыла, охваченная растерянностью и гневом из-за невозможности объяснить, почему работа, которой она занята, гораздо важнее, чем статья, которую она ему обещала.
– Ты ведь в курсе, что я оставил для тебя полстраницы? Что я поставлю в макет?
Она забрала у него свою сигарету и сделала глубокий вдох, решившись пойти ва-банк.
– Это не просто сенсация, это что-то невероятное. Прошу тебя, поверь. Мне нужно еще четыре дня, максимум неделя – масштаб дела такой, что конца не видно, но, если мне удастся довести расследование до конца, я напишу передовицу, и ее перепечатают даже за рубежом, по всему миру.
– Ну вот! – воскликнул Эфрон, хлопая себя по коленям. – Давненько я не видел такого напора, ты мне нравишься! Но постарайся все-таки не попасть в ту же ловушку…
Дженис прекрасно понимала, что имеет в виду главный редактор. Когда она напала на Эйртона Кэша, британский миллиардер бросил значительные средства на ее дискредитацию. В своем расследовании она обвиняла его в финансировании дезинформационной кампании, которая должна была склонить чашу весов на голосовании в пользу брекзита, подробно и с доказательствами рассказав о колоссальной личной выгоде, которую он из этого извлечет. Статья получила красноречивый заголовок: «Миллиардер покупает Великобританию». Взбешенный этим нападением, Кэш нанял целую армию интернет-троллей, которые разыскали все написанные ею тексты и принялись выставлять напоказ ее ошибки молодости, умело вырывать цитаты из контекста, заставляя читателей усомниться в ее беспристрастности, приписывать ей экстремистские взгляды, рассказывать о ее беспорядочном образе жизни и пристрастии к алкоголю, врать о причинах, не позволивших ей служить в армии… К рядам анонимных агентов, ведущих свою разрушительную подрывную деятельность, примкнули орды комментаторов-антисемитов. Социальные сети наводнили оскорбления и угрозы, требования немедленного увольнения журналистки, обвинения в том, что она все придумала, чтобы пропиариться на своем расследовании, что она покушается на суверенитет британского народа, что ее статья проплачена иностранной державой, враждебно настроенной по отношению к Великобритании. Кэш одержал победу в этом сражении. Шумиха вокруг журналистки помешала скандалу из-за преступной деятельности миллиардера разразиться. Если люди подозревают, что человеком манипулируют какие-то скрытые силы, его словам перестают верить.
Дискредитированная Дженис дорого заплатила за статью: прошли месяцы, прежде чем она снова подняла голову и взялась за перо.
– Даю тебе восемь дней, – продолжал Эфрон, – но через четыре ты объяснишь мне, над чем работаешь. И если ты не закончишь это расследование, оно станет последним.
Эфрон снова хлопнул себя по коленям – своего рода тик, он делал так всегда, когда был на взводе, – и встал.
– И напоминаю тебе, что в редакции курить запрещено, – добавил он, отобрал у нее сигарету, затянулся в последний раз и раздавил окурок в пепельнице.
Стоило ему выйти из кабинета, как заставка на экране Дженис сменилась сообщением:
Бабуля ждет тебя в саду в 11:00.
На часах было 10:45.
Утро четвертое, Лондон
Проснувшись, Екатерина обнаружила, что постель рядом с ней пуста. Матео работал в соседней комнате. Она встала, открыла шкаф, чтобы взять одежду, и выбрала платье.
– Ты была очень элегантна, – шепнул он, подойдя к ней сзади.
– Спасибо. Я его верну, такая безумная покупка мне не по средствам.
– Тебе стоило бы его оставить. Иди сюда, я раскопал кое-что, что наверняка очень заинтересует Дженис, – сказал он, возвращаясь к столу.
Екатерина с гордым видом проигнорировала его слова, подошла к окну и полной грудью вдохнула летний воздух, не слишком торопясь ознакомиться с открытием Матео.
– Ненавижу, когда ты начинаешь командовать, к тому же это тебе не идет, – сказала она.
– Думаю, что, если ты соизволишь ко мне присоединиться, твоя ненависть немного поутихнет.
– Что ты раскопал? – поинтересовалась она, подходя к столу.
