В России же XVIII столетия и без родственных связей царя и главы его тайной службы (это было просто не царское дело) заметны такие неразлучные и символичные пары, как Петр I с Толстым, Анна Иоанновна с Ушаковым, Елизавета с Шуваловым, Екатерина II с Шешковским, Павел с Николаевым. Только при Александре I в силу некоторых причин, в первую очередь в связи с подчинением этой спецслужбы министру внутренних дел, происходит некоторое отдаление фигуры шефа Особой канцелярии от трона и лично императора. Это своеобразное превращение главы тайной полиции по более современной схеме не в одного из виднейших соратников и советников царя, а в одного из просто высокопоставленных чиновников страны. В других, более ранних случаях отношения царя и его «первого инквизитора» империи имели отчасти едва ли не интимный озтенок. Что неудивительно, эти люди знали столько тайн вокруг трона и непосредственно государя вплоть до многих интимных секретов. Можно сказать, что в этом плане начальники Тайной канцелярии (экспедиции) отдаленно напоминают средневековых шутов при королях и падишахах, которым в силу их положения у трона дозволялось знать и говорить правителю больше, чем кому-либо другому, не переходя при этом некоторых заранее очерченных границ. Толстой, став при Екатерине I откровенным заговорщиком в борьбе за власть, такую границу перешел, отчего и закончил свой век в грязной камере Соловецкой тюрьмы. Так и некоторые средневековые шуты при европейских королях дошутились до своего убийства. Да и в нашей истории Иван Грозный в момент злобного припадка убил лично за неудачную шутку своего шута-любимца Осипа Гвоздева так же легко, как одним движением брови отправил на дыбу и плаху вчерашнего своего любимца Алексея Басманова, столько лет цепным псом охранявшего политическую безопасность его царства.
Последняя особенность тесной связи русского монарха этого века с его службой политического сыска кому-то может показаться субъективной и притянутой к теме для красоты, но, на мой взгляд, она существует. Почему-то образ каждой вариации этой Тайной канцелярии зримо напоминает образ того правителя, трон которого она, со своей стороны, оберегала. Поэтому первая петровская канцелярия и кажется такой взрывной и брутальной по методу действий, каким непоседливым и жестоким человеком был сам ее основатель, вошедший в нашу историю под именем Петра Великого. Отсюда и ее шараханья от поиска заговора в собственной семье императора до процессов против придворной дамы, укравшей золотые украшения императрицы. От разгрома тайной группировки Кикина и ликвидаций групп раскольников до дела любовника императрицы Виллима Монса. От противодействия вселенским заговорам иностранных разведок-дипломатий против России до «розысков» нищих и бродяг, наговоривших спьяну глупостей о царской семье. И как не вспомнить купца Шапошникова, отправленного приказом Петра I в Тайную канцелярию и там забытого вспыльчивым монархом, а выпущенного лишь два года спустя после смерти самого Петра, когда никто уже не мог вспомнить, чем представитель серпуховского купечества так прогневил покойного императора.
При изучении работы петровской Тайной канцелярии, самой немилосердной и страшной по имиджу внутри России, можно увидеть почти полное ее тождество с имиджем самого Петра I. Петр пытался придать ей черты любимой им Европы, но сквозь них выпирает средневековая азиатская деспотия. Да и сам Петр со своими внешними европейскими привычками и тягой к немецким нарядам временами меньше всего напоминает европейского короля, а скорее какого-то диковатого хана с задворок Евразии, похожего на Чингисхана, определявшего свою философию власти и отличие ее от других правителей: «Тем достаточно быть первыми, а мне этого мало — мне надо, чтобы остальные сдохли». Кажется, временами Петр Алексеевич Романов понимал эту чингисхановскую установку буквально: за годы его долгого правления население государства Россия сократилось почти на треть — с 20 до 13 миллионов к моменту смерти Петра в 1725 году. Петровский политический сыск и Тайная канцелярия как его конечное воплощение внесли свою лепту в эту жуткую динамику убывания российского населения.
Аннинская версия восстановленной в 1730 году этой царицей Тайной канцелярии неразрывно связана с образами самой мрачно-флегматичной императрицы Анны, Бирона, Волынского, Ушакова. Это уже орудие установления диктатуры в обществе и перманентных репрессий не волнами петровского гнева, а планомерным процессом «зачистки» и устрашения любой оппозиции, даже и в целях профилактики. Это очередная после петровской волна массовых репрессий сыска внутри страны, когда власть развязывала руки своему сыску, давая ему карт-бланш на массовую истерию арестов и политических процессов. Кстати, и само это понятие «карт-бланш», пришедшее в наш язык из французского и означающее в буквальном переводе «белый лист», родом из практики спецслужб и тайного сыска. Именно так во французской тайной полиции времен Людовика XIII и кардинала Ришелье назывались подписанные, но незаполненные ордера на арест, куда деятели тайного сыска могли по своему усмотрению вписать любое имя в разгар массовых репрессий в стране.
В российской истории раз за разом в особенно заметные кампании репрессий Тайной канцелярии такой карт-бланш выдавали ей Петр I, Анна Иоанновна, Екатерина II и Павел I. При других правителях Российской империи XVIII века тайная полиция действовала более равномерно и рутинно и без таких зримых всплесков жестокости либо вообще не действовала, как при Петре II и Петре III.
И сама императрица Анна тайному сыску придавала большое значение, часто лично заслушивая доклады Ушакова по особенно интересовавшим ее делам политического следствия или читая принесенные из Тайной канцелярии материалы таких дел в собственном кабинете. Эта страсть Анны Иоановны к тайному сыску привела к особому статусу второй версии Тайной канцелярии в машине государственого аппарата Российской империи.
Когда при Анне был создан Кабинет, как прообраз будущего правительства, поначалу Тайную канцелярию формально подчинили Кабинету, как и все другие органы управления в империи. Ушаков даже пару лет заседал в этом Кабинете как его член на правах отдельного министра или главы коллегии (официально начальник Тайной канцелярии никакого титула для своего поста не имел, но стоял вровень с министрами — главами коллегий). Но уже к 1734 году Ушаков, пользуясь особым положением при императрице и правом личной аудиенции у нее, добился своей неподконтрольности Кабинету, приезжая на его заседания изредка уже как государственное лицо, подчиненное только императрице. А когда в Кабинете решили, что и все имевшиеся по отдельным коллегиям и государственным учреждениям письменные указы императрицы необходимо собрать в одном месте (в том же Кабинете), то все министры принялись сдавать такие имевшиеся у них документы. И только Ушаков в ответ на такой запрос напишет, что «оные приказы по моему ведомству секретны», отказавшись передавать их Кабинету, на чем энтузиазм «кабинетчиков» влезть и в сакральные тайны политического сыска быстро иссяк. И так продолжалось до самого 1741 года, когда Кабинет вообще был упразднен. После этого до формального подчинения генерал-прокурору Сената уже при Екатерине II в 1762 году Тайная канцелярия опять была личным орудием в руках монарха даже де-юре.
Анна наравне с Петром I были в XVIII веке теми российскими монархами, кто более других лелеял сыск и интересовался его делами, являясь едва ли не негласными руководителями своих спецслужб тайного сыска. У Анны Иоанновны эта тенденция проявлялась еще даже более отчетливо, чем у ее грозного дяди Петра Алексеевича, поскольку у нее для этого просто было больше свободного времени, не занятого, как у Петра, бесконечными государственными реформами глобального масштаба. Анна временами целыми днями читала принесенные ей Ушаковым во дворец «экстракты» (выдержки из следственных дел Тайной канцелярии), сама составляла вопросники для арестованных по этим делам. Так, она почти руководила следствием по делу иркутского губернатора Жолобова, составляла для Ушакова новые вопросники, по которым нужно было допросить опального чиновника, указывала, у кого из его родственников и друзей проводить обыски на предмет изъятия новых важных для следствия бумаг. Особенно Анна Иоанновна разъярилась, узнав, что в отчаянии жена Жолобова пыталась дать чинам Тайной канцелярии взятку за прекращение дела и освобождение мужа (бедная женщина не знала, что ход следствия контролирует лично сама царица), приказав ускорить ведение следствия и вынесение Жолобову сурового приговора.
