В то же время похожую, но более удачную операцию российские разведчики-дипломаты организовали в Крыму, где также было организовано прорусское лобби. Российский посол в Крыму Никифоров, выполнявший и разведывательные функции, завербовал личного секретаря хана по имени Ахмет и переводчика хана по имени Якуб, через которых получал и отправлял в Санкт-Петербург всю секретную переписку ханской канцелярии. По настоянию покровителя Крыма, султана Турции Мустафы III, Никифоров был выслан крымским ханом в Россию, но операцию закончил его преемник Щербинин, завербовавший еще нескольких высших крымских сановников. Никифоров поплатился за свою самодеятельность: когда из его консульства в Бахчисарае сбежал его слуга Михаил Андреев, принявший под влиянием татар ислам, консул-резидент приказал захватить его на улице и силой вернуть в консульство. Такого обхождения с уже принявшим ислам человеком российскому разведчику не простили турки, по-прежнему диктовавшие крымским ханам свою политику. Под нажимом Стамбула Никифоров был выслан, а консульство России в Крыму вообще собирались ликвидировать. Дома Никифорову предъявили претензии за самовольную силовую акцию за границей без попытки потребовать возврата беглого россиянина по дипломатическим каналам.
Тем не менее, активную работу российской тайной дипломатии и разведки в Крыму было уже не остановить. В результате Крым руками «русской партии» удалось сначала вырвать из-под влияния Турции Османов, а затем и повторить там польский вариант. Вместо отстраненного от престола протурецкого хана Саиб-Гирея в ханы возвели его брата Шагин-Гирея, бывшего до того крымским послом в России и завербованного российской разведкой в качестве агента влияния.
По иронии судьбы и Шагин-Гирей успел установить особые личные отношения с императрицей Екатериной, а вербовку его проводил лично граф Панин, такая уж была эпоха, когда в агенты вербовали иностранного посла лично глава государства и министр иностранных дел. Но затее Шагин-Гирея с организацией в Крыму более светского и европеизированного татарского царства в союзе с Россией сбыться было не суждено из-за подогреваемого Турцией сопротивления исламской верхушки среди татар, и опять русской армии пришлось корректировать операцию русской разведки-дипломатии. После воцарения в Крыму Шагин-Гирея протурецкая оппозиция, как и в Польше, подняла вооруженный мятеж, что было использовано как повод для захвата полуострова российской армией и окончательного присоединения его к России в виде Таврической губернии. Шагин-Гирей, выполнивший свою миссию, оказался не у дел, после ликвидации ханства он, чувствуя себя обманутым русскими, эмигрировал в Турцию, где его убили не простившие измены протурецкие радикалы из числа крымских татар — эмигрантов. Судьба последнего крымского хана и русского агента также очень напоминает судьбу афганского президента Наджибуллы. Романтик европейского Крыма Шагин-Гирей, как и романтик построения в средневековом Афганистане коммунистического государства Наджибулла, лишившись покровительства из России, дорого заплатили за свои иллюзии. В истории разведки масса таких временных параллелей, иногда имеющих просто пугающее сходство.
Вот еще один эпизод деятельности российской разведки-дипломатии из екатерининских времен, очень перекликающийся с нашей сегодняшней действительностью. Российский посол в Турции Яков Булгаков в своей тайной депеше сообщает в Санкт-Петербург о том, что из пределов Османской империи на российский Кавказ отправляется самозванец и авантюрист, выдающий себя за посланца пророка Мухаммеда и имеющий задание турецкой разведки поднять среди горцев антироссийский мятеж. Перехватить этого эмиссара не удалось, так называемый шейх Мансур вскоре действительно объявился в кавказских горах и поднял широкомасштабный газават в горной Чечне, Дагестане и Кабарде, так похожий на нынешние чеченские события. Только спустя год крупные военные силы империи разгромили войско Мансура, а сам он был пленен казаками, доставлен в Санкт-Петербург и умер в каземате Шлиссельбургской крепости.
При этом такая деятельность российской дипломатии, вынужденной выполнять и функции внешней разведки, хотя по нынешним канонам и является грубым вмешательством в дела иностранных государств и считается в мире дипломатии недопустимой, но во времена описываемых событий это было нормой. Дипломаты всех держав прошлых веков вели себя подобным образом и не отделяли себя от разведчиков.
Такие же операции проводились и представителями официальных посольств иностранных государств в самой России. Тому можно привести массу примеров, в том числе и с еще большим процентом коварства или вмешательства во внутрироссийские дела, но нас сейчас интересует процесс становления спецслужб России. В качестве самого яркого и дерзкого по исполнению примера такой операции иноземных разведчиков в Российской империи приведем лишь известный «заговор послов» середины XVIII века. Истинный, в отличие от раздутого ленинской ЧК «заговора послов» против Советской России в 1918 году. Видя скорый конец больной императрицы Анны Иоанновны и узнав о заговоре части российской знати в пользу дочери Петра Великого Елизаветы, Швеция и союзная ей Франция дали своим послам указание связаться тайно с заговорщиками и использовать их дело в своих интересах. Шведский посол в Москве Нолькен и его французский коллега Шетарди действительно встречались с эмиссарами Елизаветы Воронцовым и Лестоком, а затем, по некоторым сведениям, и с самой будущей императрицей. При этом они вели себя в точности как и российские дипломаты-разведчики в Польше и в Крыму, обещали передать для заговорщиков большие суммы денег, в случае необходимости двинуть на помощь заговорщикам шведские войска из Финляндии, а в крайнем случае обещали политическое укрытие в своих странах Елизавете и ее соратникам по борьбе с Анной и Бироном.
Французская дипломатия-разведка для установления этих контактов использовала и осевших в Париже радикальных эмигрантов из России — «елизаветинцев» во главе с князем Нарышкиным. Нолькен через эмигрантов предлагал немедленно передать Елизавете и штабу ее партии 100 тысяч французских золотых экю, если она гарантирует после переворота дружественные отношения с Парижем и Стокгольмом, а также пойдет на ряд территориальных уступок Швеции, аннулирующих завоевания ее отца Петра в Северной войне. Шведы в 1741 году даже начали новые военные действия против России под предлогом защиты прав Елизаветы Петровны на престол, но их наступление отбито генералом Ласси.
Заговор послов провалился, отчасти сведения о нем просочились в Тайную канцелярию Ушакова, отчасти о франкошведской разведывательной игре узнали их главные неприятели тогда в мире разведки англичане, через свое правительство известившие о заговоре союзный двор в Санкт-Петербурге. Нолькен из-за этой неудачи был отозван шведами из России, а когда чуть позже Елизавета и без шведских штыков и денег добралась до трона, новый посол шведов Гилленборг попросил за помощь отдать Швеции Карелию, но получил жесткий отказ. Со шведами вновь отношения обострились, и их посол вновь из России отозван. Шетарди оставался здесь и после переворота в пользу Елизаветы, совершенного в итоге и без иностранной помощи, но приближенные Елизаветы его не забыли, вскоре маркиз был обвинен в шпионаже и принудительно выслан из российской столицы.
Шведы в те годы активнее всего использовали именно методы тайной разведки в борьбе против России, в их державе разведка была налажена особенно хорошо, и почти три столетия именно шведы были главными оппонентами российской стихийной разведки и контрразведки в тайной войне. Один из первых случаев открытого и вполне организованного шведского шпионажа описан, например, историком Л.А. Юзефовичем в его работе об истории средневековой дипломатии: «В 1574 году толмач одного из шведских посольств Авраам Нильсен, за пять лет до того оставленный в Москве с целью «учить робят свейскому языку», был наконец отпущен на родину. Однако до Швеции он не доехал. Русские власти задержали его на границе, в Орешке, у Нильсена обнаружили несколько бумаг, которые он «крал лазутчеством». Дело само по себе довольно обычное. В Европе того времени члены дипломатических миссий шпионажем не гнушались, и существовал даже особый иронический термин, обозначающий дипломата, — почтенный шпион. Любопытно другое: в числе прочих бумаг у незадачливого толмача «повыимали» царские родословицы. Через год на русско-шведском посольском съезде, состоявшемся на реке Сестре, бояре, вспоминая эту историю, обвиняли Нильсена в том, что он «лазучил и выписывал родство государя нашего»
[21].
