В 1696 году Петр своим указом отменил ссылку Толстого и разрешил ему вернуться в Москву. В чине армейского капитана он участвует в Азовском походе Петра. Затем Толстой опять же в духе времени порадовал царя прошением отправить его для обучения за границу в составе группы молодых дворян (самому ему уже шел 52-й год) изучать морское дело. Петр был восхищен таким рвением бывшего недруга и ссыльного воеводы из глухого уголка царства: в 1697 году Толстой едет изучать морскую науку в Италию и получает там диплом флотского капитана. Так ли уж влекло Петра Толстого море, или он опять же схватил конъюнктуру и понял перспективы карьеры в новой петровской России лучше многих других, даже калечивших себе руки, чтобы избежать европейской командировки на учебу? Сейчас это не так уж важно. Все равно с этим дипломом Петр Толстой на флоте российском не служил ни дня и в море, кроме итальянского учебного похода до Дубровника, никогда более в качестве шкипера не ходил. Ему император нашел другое применение.
С этого времени и до самой своей смерти Толстой верный слуга императора Петра и активный сторонник всех его реформ в России. Опять же не узнать теперь — искренне ли он обожал своего благодетеля на троне или принял условия игры, да и это не так уж важно. Толстой свой выбор сделал. Он женился на дочери боярина Троекурова, бывшего в те годы приближенным к Петру вельможей и советником царя. И хотя Петр изредка вспоминал о бурной молодости Толстого и деле о стрелецком бунте, поглаживая в своем стиле Петра Андреевича по голове со словами: «Вот уж умная головушка, а какие в ней мысли? Не срубить ли ее на всякий случай?» — деятельный и умный вельможа все больше приближается к царю и все милее ему лично.
Из Италии кроме капитанского аттестата Толстой привез европейские манеры, парики и камзолы, а также любовь к романской литературе (любил читать наизусть Овидия на латыни) и театру, выучил итальянский язык и латынь. В ближайшем окружении Петра он становится одним из главных европейцев, что царь особенно ценил. Западником Толстой был, судя по всему, искренним. Сохранившийся его дневник об итальянской командировке пестрит очень эмоциональными и восторженными записями по поводу неаполитанских костелов, венецианских каналов и доброго нрава большинства итальянцев. В окружении Петра I быть западником означало дополнительный бонус для быстрой карьеры в его империи. Все это по совокупности вскоре привело к новому повороту государственной карьеры Толстого.
ДИПЛОМАТ-РАЗВЕДЧИК
В 1702 году Толстой назначается царем послом России в Османской империи. По тогдашней практике в отсутствие отдельной службы внешней разведки в России любой посол совмещал с дипломатической должностью и руководство сбором разведывательной информации в стране пребывания. Так что Толстой был в Стамбуле не только послом, но и резидентом еще малоорганизованной российской разведки. Без этого стамбульского периода своей биографии 1702–1712 годов Толстой вряд ли получил бы затем пост начальника Тайной канцелярии, к специфическому ремеслу главы госбезопасности он подготовил себя именно на посольской и разведывательной работе.
Разведчиком Толстой был отличным, здесь у него раскрылся настоящий талант, с этим не спорят даже самые ярые недруги Петра Андреевича из числа современников или историков последующих эпох. В сердце самой неприятельской тогда для России Османской империи он наладил сбор информации и активно вербовал из местного населения свою агентурную сеть. Его агентом стал иерусалимский православный патриарх Досифей. Позднее одним из самых ценных агентов Толстого среди турецких подданных становится выходец из Черногории Савва Владиславлевич, он на службе у российской разведки-дипломатии будет вести работу среди балканских славян под властью Турции, за что получит от российского императора титул графа Рагузинского.
Поскольку Петр I требовал от своего посла в Стамбуле не только военной информации об османской армии и флоте, но и аналитики по поводу дел в самой верхушке османской власти, Толстой активно работал и в этом направлении. Он сорвал антирусский заговор великого визиря (премьер-министра) Турции Далтабана, доведя через третьих лиц информацию о его интригах до самого султана Ахмеда, после чего Далтабан скоропостижно скончался, а на самом деле был задушен шнурком султанских янычаров. Бесконечными взятками («дачами») высокопоставленным сановникам Османов Толстой одних делал союзниками России, натравливая их на других приближенных султана. В 1706 году после очередной операции Толстого с «дачами» удавлены еще два паши, занявшие антирусскую и прошведскую позицию. Никаких угрызений совести по поводу такого образа дипломатической работы Толстой не испытывал и, вернувшись в здание российского посольства, с гордостью сообщил о смерти выданных им пашей подчиненным, добавив: «Дай Бог, чтобы они все передавили друг друга!»
Теми же приемами Толстой вел и разведку против дипломатов из недружественных петровской России государств в Стамбуле. За взятку турки из обслуги французского посольства выкрали для Толстого секретные бумаги посла Ферриоля, которые тут же были переправлены в Москву. Ферриоль, по приказу Версаля неустанно склонявший султана к новому конфликту с Россией, был главным противником Толстого на фронте тайной войны в Стамбуле. Здесь же против Толстого активно действовали послы-разведчики главных неприятелей России в Европе — шведского короля Карла XII, польского короля Станислава Лещинского и крымского хана Девлет-Гирея. Единственным же относительным его союзником в Стамбуле был посол молдавского господаря Кантемира. Толстой постоянно вынужден был находиться в напряжении, разгадывая очередные комбинации чужих разведок и их союзников при дворе султана. Так что оперативной работе Толстой в сане посла России в Турции обучался не менее успешно, чем флотоводству ранее в Италии.
Здесь же Толстой постиг и азы контрразведки. В 1708 году его агентура принесла ему два перехваченных письма к турецкому султану от лидера восставших казаков-староверов на Дону Кондратия Булавина. Петр Андреевич переправил их царю в Москву с предупреждением: турецкая агентура уже работает с казаками, пытаясь сделать их пятой колонной в тылу России на случай близкой войны. От Толстого же Петр получил фактически предупреждение о возможной измене России украинского гетмана Ивана Мазепы, поскольку информация от отдельной агентуры Мазепы в Турции Петру приходила полностью противоречащая сведениям Толстого. В своих письмах Петру и канцлеру Головкину Толстой прямо сомневался в искренности служения Мазепы интересам России и обвинял гетмана во лжи, смело споря с реляциями своего начальника Головкина, а скоро выявленная открытая измена Мазепы в пользу турок и шведов подтвердила правоту российского посла в Стамбуле. После этого глава внешнеполитического ведомства России Гавриил Головкин прислал Толстому депешу: «Зело вами довольны за ведомость о турецком намерении».
В те же годы Толстому пришлось изобличать ложь своего заочного оппонента Мустафы-аги, который был таким же первым постоянным послом Османской империи в России, каким был сам Толстой от России в Турции. Мустафа-ага в. России зарекомендовал себя чванливым и вечно раздраженным человеком недалекого ума, постоянно встревая в конфликты с администрацией Петра I, а после возвращения в Стамбул заявил, что русское правительство плохо к нему относилось и вообще настроено к Турции крайне враждебно. При этом Мустафа еще и скрыл по возвращении от султана несколько писем русского царя к нему. Толстому пришлось за взятки пробивать себе аудиенцию у султана и на ней изобличать ложь бывшего посла в России, а заодно и жаловаться на его скандальное поведение в Москве, в доказательство Петр Андреевич принес султану копии писем к нему Петра I, не переданных Мустафой-агой. Главным же козырем обвинения в адрес зарвавшегося дипломата стала пересказанная Толстым султану история о том, как его посол в России пренебрежительно забыл подаренный ему лично Петром I портрет самого царя, чем нанес обиду уже лично российскому государю.
