Иностранных шпионов или предателей в России изобличали и раньше, платных осведомителей заграничных дипломатов-разведчиков или шведского толмача Нильсена, добывавшего по заданию своего короля документы о родословной московских царей. Когда у Петра I закончился крахом его первый серьезный поход против Турции, всю его неудачу 'списали на измену в пользу турок голландского офицера на русской службе Якоба Янсена. Он якобы выдал туркам секретный план мобилизации русской армии, после чего бежал к ним и принял ислам. Позднее при взятии русскими войсками Азова Янсен был пленен, с позорящей его измену табличкой провезен по Москве и в итоге казнен. Он действительно был предателем, действительно сменил православие на ислам так же легко, как когда-то променял католическую веру на православную, но считают, что размах ущерба от его измены был здорово тогда преувеличен для оправдания неудачного дебюта царя Петра Алексеевича в качестве полководца. Такое в истории России в те времена случалось не раз. Еще когда Петр за малостью лет не правил Россией, его сестра-регентша Софья отправила крупную армию под началом своего фаворита князя Голицына отбивать у турок Крым. Поход закончился неудачей, потрепанное русское войско отошло, хотя в Москве и попытались трубить о крупной победе. Тогда, чтобы отвести подозрение в военной некомпетентности от Голицына, изменниками объявили шедших с ним на турок украинских казаков под началом их гетмана Самойловича, которого по заведенной традиции быстро арестовали и сослали в холодные края. Вряд ли все эти разоблачения с сомнительными сейчас доказательствами (обычный донос на Самойловича в поджоге травы в степи перед конницей Голицына доказательствами так и не подтвержден) можно считать контрразведывательной деятельностью в полном ее понимании. Тот же Петр и старшину Кочубея на Украине казнил по обвинению в измене, хотя изменником оказался как раз указавший на предательство Кочубея и ранее Самойловича новый гетман Украины Мазепа, ушедший затем со шведами за границу.
Это скорее примитивный черновик контрразведки, каким был и черновик у тайной полиции. В нем все перемешано воедино: государственная измена, шпионаж в пользу заграницы, просто недозволенные сношения с иностранцами, личная неприязнь царя и так далее. Когда в 1703 году в России умер посол Саксонии Кенигсек, у него не побрезговали обыскать карманы и нашли тайную переписку с фавориткой и любовницей царя Петра I Анной Монс. Речь шла не о выдаче российских государственных или военных секретов, а о любовной интриге. Но первую любовь царя Петра и несколько человек из его окружения арестовали именно по обвинению в выдаче неких государственных секретов, долго допрашивая. В итоге легкомысленную придворную фаворитку все же выпустили из-под стражи, лишив всего подаренного царем богатства, сбагрив затем в жены послу Пруссии Кейзерлингу. Это, разумеется, от контрразведки отстоит достаточно далеко. Но вот в годы работы петровской Тайной канцелярии ей арестованы несколько уже настоящих тайных агентов шведского и французского королей, главных неприятелей петровской империи в тогдашнем мире наряду с вечным врагом в лице Турции. Это еще один повод считать Тайную канцелярию спецслужбой. Да и всех вышеупомянутых особенностей достаточно, на мой взгляд, для наделения этого детища Петра таким статусом.
Ну и еще одной особенности созданной Петром I Тайной канцелярии нельзя не отметить. Ее брутальность и жестокие методы работы, сохранившиеся по наследству от ведомства Преображенского приказа, в полной мере опирались на проверенную систему «Слово и дело». Здесь все шло по заведенной цепочке: донос — арест — пытка — признание — приговор. Клубки от полученных на дыбе показаний тянули за собой все новые и новые аресты. Все российские историки, пристально занимавшиеся деятельностью петровской Тайной канцелярии (М.И. Семевский, В.И. Веретенников, Е.В. Анисимов), это отмечали, признавая в этой спецслужбе бесконечный конвейер пыток и репрессий. Таким был ее жестокий петровский век, и такие задачи ставил перед ней немилосердный император-реформатор России. В этих конкретных делах, расследуемых тайной полицией графа Толстого, впечатляет и бесконечность таких процессов, и их размах, и проступающая через бумагу архивных документов почти нечеловеческая жестокость часто по не самым важным для государственной безопасности делам.
Вот какой-то крестьянин Максим Антонов в подпитии в день празднования в Петербурге годовщины Полтавской победы в 1721 году прорвался без санкции к императору Петру для подачи челобитной. После долгого следствия с пристрастием в камерах Тайной канцелярии за «неподобающее» обращение к монарху бедолага приговорен к вечной каторге и отправлен в Сибирь. Правда, как видно из материалов дела Антонова, его участь на следствии усугубило то, что при аресте рядом с Петром у него за поясом был нож, что позволяло подозревать в его рывке к царю замысел покушения, а также его темное прошлое: он уже был судим, являлся беглым крепостным, а ранее разбойничал в украинских губерниях. И все же нужно признать, что пьяному уголовнику, приблизившемуся к царю, следствие тайной полиции уделило явно больше времени, чем Антонов того заслуживал, да и приговор за эти действия по современным меркам неоправданно суров.
Вот целое дело попрошаек и нищих, поочередно на допросах указывающих на все новых и новых фигурантов дела, начавшегося из-за каких-то нелестных слов о царской семье, произнесенных явно в подпитии. Таких дел по, говоря современным языком, «маргинальным элементам», наговорившим очевидно бредовых дел спьяну, в архивах петровской Тайной канцелярии масса. Еще одного любителя зеленого змия допрашивают по поводу произнесенной им на постоялом дворе бессмыслицы о том, что «в Кремле недавно пел петух, наверное, скоро царь умрет». Такая стихийная политическая аналитика начала XVIII века стоила «прорицателю» беспощадных допросов в Тайной и этапа на каторгу. Еще один незадачливый прогнозист, который «над Петербургом видел кикимору, а значит, город скоро опустеет», тоже поехал из подвала Тайной канцелярии в сибирские дали. Житель подмосковного Дмитрова Большаков попал в подвалы Тайной канцелярии за одну брошенную в сердцах фразу о вводимом Петром новом платье на немецкий манер: «Кто это платье завел — того бы я повесил». На следствии в Тайной Большаков клялся, что говорил не о царе, а в целом о немцах, но это ему не помогло избежать каторги.
Бродяга в кабаке отказывается пить за здоровье императора, еще не зная о принятии царем Петром этого титула из римского наследия и полагая, что речь идет об императоре Австрии, и его не лень арестовать и тащить из украинского провинциального Конотопа в застенок Тайной канцелярии из Санкт-Петербург для дознания о возможном заговоре. Сохранили архивы петровского сыска и дело братьев Тельновых, на дыбе признавших, что бродячий поп-раскольник Алексей, носящий в шапке некое письмо Богородицы, предложил им убить царя-антихриста, для чего поп учил их «вынуть из дороги след экипажа Петра Алексеевича и заговором сжечь этот след, и тогда царь умрет». За это бредовое обвинение, а возможно, и самооговор Василия и Акима Тельновых обезглавили, донесшего на них «изветчика» Рябишина наградили и дали ему вольную, а мифического «попа-бродягу» с божественным письмом и странными рецептами изведения главы государства следствие так и не установило (да и был ли поп?). Дел по «ворожбе» против царя в архивах Тайной канцелярии вообще много, тогда устойчивых суеверий на эту тему в русском обществе было предостаточно. Дворянин Волконский «делал водку с травами, чтобы ей государя насмерть опоить», окольничий Никита Пушкин «сушил и тер мух, чтобы сделать порошок и им государя окормить» и так далее, по каждому делу тайный сыск проводил серьезное расследование с изучением этих «препаратов» наведения порчи на государя.
