Великую утреннюю проходку Буренки с грозным намордником на лице (на морде, точнее, но в случае с симпатичной Буренкой – на лице!), в сопровождении свиты из шести брутальных мужиков с вилами, село запомнит надолго.
А толку?
Лидочка вечером снова пустая пришла.
Село хохотало.
Все обожали Буренку и опасливо радовались, что это не их корова.
Но оставался главный вопрос на повестке дня: как? Как они это делают, паршивки?
Шерлок с Севой решили проследить за коровами вместе. Общая молочная проблема сплотила их и впоследствии сделала лучшими друзьями.
Картина, открывшаяся двум засевшим в засаде разведчикам, была эпичная.
Гордая Лидия игриво укладывалась на зеленом удобном пригорочке, аккуратно и развратно раскидывала ноги (второе имя Лидочки, вероятно, Шэрон Стоун) и подставляла подружке вымя, полное молока, а Буренка осторожно, чтобы не повредить Лидочку гвоздями, аккуратно сосала молоко.
Вот ведь молочные бунтарки! Шок!
Сева понял, что единственный способ перестать воровать нервы у Шерлока, а молоко у Лидии Шерлоковны – это изолировать Буренку от стада и никуда не пускать.
Личный карантин, так сказать, у отдельно взятой коровы.
Решили они с Милой посадить Буренку в сарай. А куда еще? Сарай отныне должен был, по задумке хозяев, стать для коровы тюрьмой. Не хотела по-хорошему? Получай!
Вечером Буренка покорно прошла в камеру, демонстрируя образцовое поведение заключенного. Даже жалко ее немножко стало: хорошая корова-то. Характер плохой, а корова – отличная.
Рано утром Мила пошла доить Буренку, а ее нет. Как говорится, «как корова языком слизала» – пусто!
– Буренку украли-и-и! – испуганно закричала Мила и айда будить мужа: может, воры не далеко ушли? С упирающейся-то коровой? (а Буренка точно будет упираться, она ненавидит, когда кто-то что-то решает за нее).
Сонный Сева, в одних портках прибежавший на звук истерики жены, с удивлением обнаружил, что и замок, и ключ – все на месте и в порядке.
Какие-то слишком вежливые воры с филигранно тихим похищением.
Прямо фокус, а не преступление!
Тут же прибежал соседский мальчишка и наябедничал, что «ваша Буренка опять на колхозном поле люцерну хомячит».
Одна. И никаких воров вокруг.
Мистика! Как можно сбежать из запертого сарая? Как? Сева ненавидел ребусы.
Утром следующего дня он уже сидел в засаде, в мокрой росе, в ожидании разгадки. И лично видел, как на заре, часам к пяти, с первыми лучиками солнца через крохотное оконце (два метра от пола) наглухо запертого сарая грациозно просачивается не худенькая Буренка, грузно плюхается на клумбу под окном, вскакивает и, пугливо оглядываясь, яростно шарашит в сторону поля с люцерной.
Ядрёна-корова! Не желает самоизолироваться! Ни в какую!
Вы знали, что коровы умеют сигать из окон? Так знайте! Умеют!
Сева чертыхнулся, вылез из укрытия и решительно пошел к сараю, где намертво заколотил оконце.
После чего вернул угрюмую Буренку на место, в камеру.
Теперь это не просто камера – настоящий карцер! Сама напросилась!
На следующее утро Мила снова пошла доить Буренку, а коровы и след простыл. Нет коровы! Опять! Да сколько ж можно!
Только откуда-то из-под земли гневное мычание раздается.
Стали разбираться, откуда звук. Мать честная! Эта несносная корова в подвале! В соседнем сарае!
Сорвала дверь с петель, вышла на свободу, пошла в другой сарай, заманчиво пахнущий картошкой, и уже там провалилась сквозь землю.
Люк в подпол, кстати, совсем маленький, но корова его умудрилась открыть и не просто провалилась туда, а грациозной балеринкой соскочила по узеньким ступенькам.
И там, в подвале, в знак протеста разлеглась Буренка на хозяйской картошке, предварительно поужинав парой килограммов. Парой десятков килограммов, если точнее.
А коровам нельзя картофель. Не рекомендовано. Пучит их от пюрехи.
И, как потом выяснилось, орала Буренка не оттого, что ударилась, поломала ноги или оттого, что ей больно: просто ей скучно лежать было, и в животе – газики.
Хозяева-а-а, выручайте!
Привычная вызволять корову из передряг убойная бригада из шести человек тащила Буренку за рога из подвала, подталкивая сзади – бесполезно. Тяжела ноша.
Пришлось целый день разбирать пол сарая и придумывать целую систему рычагов и веревок, чтобы эту мычащую акробатку вызволить из подпола.
Вытащили! Еле-еле!
Ядрёна-корова!
Никто не верил, что она целехонька, думали, переломана вся, без ног и с отбитыми внутренними органами. А Буренка, как только вытащили ее, вскочила и вприпрыжку, примукивая, припустила к люцерне: соскучилась по вкусненькому на картофельной диете.
Сева и Мила вздыхали. Они давно поняли, что это не корова, а настоящее стихийное бедствие. Вот что с такой делать прикажете?
Решили посадить ее на цепь.
Сева сделал во дворе навес, вбил столбы, нацепил ошейник на корову, привязал цепь к столбу.
Собакорова настоящая, сторожевая.
Буренка не сразу поняла, что случилось, а когда разобралась…
О-о-о… Вы знаете, как мычат обиженные коровы? Это тот еще фальцет! Это автосигнализация и тромбон в одном флаконе.
Буренка протестовала весь день. Ни на минуту не смолкла. Потом мычала всю ночь изо всех своих коровьих сил.
Когда Буренка сорвала голос (а это было неизбежно), и он стал похож на джигурдящий мотор (производное от фамилии Джигурда, да), она снизила тональность, но не громкость.
Теперь она хрипела, но громко и страшно.
Мила и Сева лежали в хате на кровати, ночью, глядя в потолок, и слушали завывания Буренки. Сна ни в одном глазу. Куда уж тут спать при таком шумовом сопровождении…
– Я, кажется, больше не могу. Это не корова, это одна большая ушастая проблема с выменем, – сказал Сева.
Мила даже всплакнула от бессилия.
Под утро мычание стихло. Они задремали.
Проснулись спустя пару часов и в звенящей сельской тишине вышли к навесу, где и обнаружили пустую цепь и намордник.
Буренки не было.
– Украли? – с надеждой спросила измученная приключениями Мила.
– Может, сама сбежала? – предположил Сева.
Как? Куда? Неизвестно.
Но это ж Буренка… Ядрёна-корова.
В стаде ее не было, на колхозном поле не было. Пропала.
Корова, обожавшая свободу, чужое молоко и непослушание, ушла под утро на зов собственного беспокойного сердца бунтарки и на запах свежей люцерны.
