– Вы гордитесь этой коллекцией? Много вокруг людей, способных оценить ее ценность?
К столу подошла девочка. Поставила тарелку борща перед Петром.
– Извините нас, пожалуйста, вот, все исправили.
Он понюхал булочку. От нее пахло чесноком, даже я чувствовала.
– Он на лимоне или уксусе? – спросил Петр.
– Я не знаю, – растерялась девочка. – Я сейчас спрошу.
– Как тебя взяли, если ты меню не знаешь? В чем ты так хороша, не пойму? Официантка из тебя никакая…
Девочка ушла, низко склонив голову. Заплакала, наверное.
– Итак, на чем мы… Да, на коллекции. У меня очень дорогая коллекция, для тех, кто понимает.
– А много тех, кто понимает?
– Нет. Но мне неважно, я для себя.
– А вы много для себя делаете?
– Я все для себя делаю. Подозреваю, что все люди все для себя делают, просто возможностей меньше.
– У вас много возможностей, потому что много денег? Что такое деньги, Петр?
– Это возможность крикнуть «иди в задницу» в любой момент любому человеку.
– А зачем?
– А какой смысл иметь деньги, кричащие «иди в задницу», если в задницу никого не посылаешь?
– А разве нельзя крикнуть это без денег? Если уж очень хочется?
– Можно. Но без денег безболезненно это можно сделать только в адрес тех, у кого тоже нет денег. А с деньгами – в адрес кого хочешь.
– Какая странная мотивация быть богатым…
– Единственная мотивация быть богатым – это нежелание быть бедным.
– Кто такой бизнесмен, Петр? Вот вы кто такой?
– В бизнесе? В бизнесе я матадор. Много копий должно проткнуть быка, которого потом побеждаю я. Побеждаю, и на его место запускают нового. Мне нравится этот образ. Опиши его.
Девочка в третий раз приносит борщ. «На лимоне». Он пробует и отталкивает тарелку. Борщ остыл. Петр опять говорит девочке гадости. Низкие, мерзкие. Про брекеты, которые ей надо установить на мозги. Мне хочется его ударить. Честно. Прямо размахнуться и ударить. Дать пощечину, такую звонкую, что ее услышит весь зал. Я понимаю, что все. Моя ниточка терпения звонко оборвалась. Зачем? Зачем мне диван, купленный на гонорар от публикации о Петре? Он же будет прогибаться подо мной, как я сейчас под Петром. И будет сделкой с совестью, как ни крути. А мне дальнейший клининг совести выйдет накладнее любой зарплаты. Я залпом осушаю свой кофе.
– А вы, друзья, почему молчите? – поворачиваюсь я к его друзьям или подрядчикам. – Потому что он потом оплатит счет?
Они смотрят друг на друга, потом на меня.
– Вы, наверное, не очень поняли, что происходит…
– Да, действительно, не очень понятно. Взрослый, 50-летний дяденька поступательно на глазах у всех унижает молоденькую девочку при молчаливом попустительстве всех остальных. Что тут можно не понять, интересно? Это съемки фильма, может? Или розыгрыш? Ну, где камера, съемочная группа?
– Юля, мне нравится ваш гонор, он очень мил, – говорит Петр. – Обычно люди боятся мне перечить. Но в остальном ваши амбиции, ваше ерничество на тему капитала, которого у вас нет и не будет, – это абсолютно очевидно ваше ущемленное эго, которое дает о себе знать.
– Знаете, Иван…
– Петр.
– Я дважды поправила вас, что я не Юля. Поэтому, Иван, знаете, вы правы, что у меня нет денег. И это проблема. И я однажды уже пошла ее решать, потому что не могла понять, куда деваются все заработанные мной и не заработанные мной деньги. И выяснила. У меня есть что-то, что важнее денег. Например, совесть. Чужие головы, по которым я не ходила. Неубитые быки, которых я выпустила на свободу.
– Да-да, все неудачники имеют историю о том, почему они неудачники. Как правило, в ней есть красивая причина их лузерства, за которую их прямо хочется уважать. Как еще принять и оправдать свою бедность, как не облекая ее в благородство.
– Не буду спорить, ибо ничего мы друг другу не докажем. Более того, допускаю, что частично вы правы. Просто после этой вот (я киваю на борщ) миниатюры я больше не хочу про вас ничего выяснять. Мне вот все ясно. На вашей визитке написано матадор. Матадор – это бесстрашный герой с красной тряпкой. Вы бесстрашны, но только в том, что не боитесь выглядеть психопатом.
– Ух, с характером попалась, – с удовлетворением констатирует Петр, кивая на меня. – А то до нее троих вялых присылали каких-то, сидели, таращились. Эта хоть живая, вон какая смелая. Ах, моська…
Мужики смеются. Они объединены общим смехом, дружат против меня.
– Петр, знаете, вот у меня, по вашим меркам, совсем нет денег. Но я сейчас встану и уйду. И это будет мой средний палец в ваш адрес. Нет, даже десять пальцев. И все средние. Вы не матадор, Петр, вы маленький раненый мальчик в оболочке взрослого дяди, утрамбованный комплексами под завязку. Вы не сражаетесь с быком, вы не хитрее того, кто сильнее вас. Вы просто тыкаете палочкой мертвого котенка и распахиваете руки, чтобы вам хлопали как матадору-победителю. И все хлопают, хотя и видят, что король голый и что быка никакого нет. Хлопают, потому что эти аплодисменты вы тоже купили. Вы же оплатите потом этот счет…
Охранники грозно подходят ко мне сзади и отодвигают мой стул вместе со мной.
– Ой, не трудитесь меня выкидывать, я сама ухожу, – говорю я, порывисто встаю, неловко копошусь в сумке, достаю тысячу рублей и кладу на стол. Это за мой выпитый кофе. Наверное, он тут тоже как зарплата шахтера.
В гардеробе я хватаю свою куртку, отправляю редактору аудиофайл (я все записала на диктофон) с сопровождающей подписью: «Я тоже не могу про него написать, прости. Не надо мне этих денег, вот файл, тут есть пара его ответов, которые можно использовать, и тут есть все ответы, почему я не буду о нем писать» – и выбегаю из ресторана.
На крыльце плачет девочка-официантка. У нее размазалась тушь, и она пытается прикурить сигарету дрожащими руками.
– Дорогая, ты только не воспринимай этот ужас на свой счет, – с чувством говорю я. – Поверь, такие люди, они… Это он не про тебя говорил, это он про себя говорил. Никому и никогда не позволяй с собой так обращаться.
Я хочу еще много что сказать, но натыкаюсь на холодный, пронзающий взгляд девочки. Она смотрит на меня с… осуждением, даже, не знаю, презрением? Почему я решила, что она «девочка»?
– Да кто ты такая? – зло уточняет она. – Зачем ты влезла? Кто тебя просил? Кому нужна твоя хреновая защита? Он в прошлый раз, знаешь, сколько чаевых оставил? Я себе учебу на полсеместра оплатила. Защитница, блин. Да мы разыгрываем право обслуживать его стол между официантами как приз. Поломается немного, поорет, потерпишь – а бонус прилетит нехилый. Вот кто мне теперь счет закроет? Ты? Я хату снимаю, соседка съехала, мне теперь одной платить. Защитница от слова shit…
