Звездочет
У меня есть Алька. Она – мой священник и психотерапевт в одном лице. Когда мне невмоготу, я звоню Альке. Я не умею жить, как она. Беззаботно, на предельно низком уровне тревожности. А она – может. У нее все легко и просто. А я, сколько себя помню, живу так, будто плыву в дырявой лодке. В том смысле, что у меня всегда есть проблема, которую надо решать и которая занимает мои мысли.
Однажды мы с мужем пришли в театр, купили дорогие билеты на хорошие места, и я весь спектакль смотрела на высокий пучок впереди сидящей старушки и думала: «Вот зачем она его сделала?»
У меня всегда есть проблема, которая, как тот пучок, заслоняет мне жизненный обзор. В итоге я всегда в тревожности, и если тому нет причин, я их сама себе придумываю. Ну, то есть моя лодка дает течь, и я черпаю воду со дна, чтобы не утонуть. Иногда этих пробоин становится несколько, и я мечусь между ними, спасая лодочку.
А Алька плывет, бросив весла, загорает и кайфует, она отдалась воле ветра и стихии. Как такому научиться? Не инфантильность, не безответственность, а именно свобода? Алька просто живет, зажмурившись от счастья, и не может нарадоваться на каждый день.
Все коучи учат, что нужно каждый день жить как последний и ценить его так, будто завтра может и не быть. А Алька ничему не учит, но живет именно так… импульсивно. Будто она марионетка и ей управляет кто-то сверху.
Однажды мы с ней шли по улице. «Хочу кофе!» – сказала Алька. Мы подошли к сетевой кофейне, заказали и оплатили кофе. Принесли мой капучино в стаканчике, а ее кофе еще нет. И вдруг она хватает меня за руку и кричит: «Быстрее, в троллейбус!»
И мы бежим в троллейбус, который отъезжает от остановки, влетаем в него, я по пути расплескиваю свой кофе и, запыхавшись, спрашиваю:
– Мы от кого-то бежали?
– Нет. Просто бежали. В троллейбус.
– Зачем?
И гениальный ответ:
– Пока не знаю.
Иногда я хотела стать Алькой, хоть на денек. Вот так жить, беззаботно. Просто понедельник, просто хочется эклеров и посадить плоскую косточку от манго в пасочки для саженцев помидоров…
На нашей планете Алька транзитом однозначно. Вот про таких, как она, говорят: «Не от мира сего». У нее свой мир со своими законами и своей атмосферой.
Например, она за неделю до мероприятия отменила свою свадьбу. Я должна была ее вести, и вдруг ее звонок. Я обалдела. Есть и другие глаголы для описания этого состояния, но этот подходит идеально.
– В смысле не будет? – переспросила я.
– В прямом. Понимаешь, он вчера ночью шел с работы. В подъезде кошка родила пятерых котят, троих забрали, а двое толклись там, в коробке. Он взял одного просто так, чтобы жил с нами. А когда мы стали его купать, выяснилось, что у него бельмо на глазу. И он сказал: «Зачем нам кот-инвалид без глаза, давай я поменяю». Понимаешь?
– Нуууу… То есть…
– Я и поменяла. Зачем мне человек-инвалид без сердца?
– Аль, ты рассталась с почти мужем из-за котенка?
– Я рассталась из-за того, что он фашист.
– А поговорить нельзя? Ну, про все… Ну, он же пожалел котеночка, не гнилой он чувак, просто…
– Он предал живое существо за то, что оно некрасивое. Он и меня предаст, если у меня на глазу вскочит бельмо. Нет, все кончено. Мы с Пиратом отлично проживем без плохих людей.
Три года назад у нее умер папа, единственный ее близкий человек. Я узнала поздно, через неделю после похорон. Я тогда сама лежала в больнице с дочерью, и Аля сберегла меня от дополнительных нервов.
Я позвонила Але, когда узнала. Она не взяла трубку. Перезвонила только вечером с какого-то чужого стационарного номера.
– Не волнуйся, – сказала мне она. – Я прострелила себе ногу, чтобы не стрелять в сердце.
– Что ты такое говоришь? – задохнулась я.
Оказалось, это образ. Она легла в клинику, когда поняла, что не справляется с паническими атаками и оккупирующими ее мыслями о суициде. Мысли о смерти – инородное тело, его надо удалить из ее всегда счастливого организма.
Душа – это часть тела, просто она располагается в разных местах. В настоящий момент – в пятках. Але очень страшно – с ней никогда такого не было.
– Ампутируйте мне эту дрянь, – попросила Аля психиатра, когда пришла на госпитализацию.
– Если бы все пациенты были осознанны, как вы, я остался бы без работы.
– Это утопия, – успокоила его веселая Аля. – Мы вас без работы не оставим.
Я молча слушала Алю. Во время того телефонного разговора мы смотрели в разные окна разных больниц на разных концах города, а видели друг друга. Как преступники в американских фильмах, у которых проходят свидания через толстое стекло изолятора.
Потом мы молчали. Молчание информативнее слов. Зачем говорить слова, которые ничего не изменят? Это Алькина любимая фраза.
– Кажется, я взрослею, – сказала Аля на прощание. – Теперь я следующая туда, на небо. Но там мне будет интересно, я там все знаю…
Алька работает звездочетом. Ну, по-современному астрологом. Сейчас это очень модно, многие хотят знать расшифровки Вселенной.
– Алька, ты просто работаешь фантазеркой. Ты мастер трактовок. И уверенно говоришь о том, что бездоказательно. И что не проверишь, – подначиваю ее я.
– Я говорю людям только хорошее и важное.
– А если звезды наябедничают плохое?
– Не скажу.
– Хм… Промолчать и соврать – слишком тонкая грань.
– Если молчишь из страха, то да. Но я молчу, потому что не хочу говорить людям то, что они не хотят слышать. Они все равно не поймут. Зачем говорить слова, которые ничего не изменят?
Алька любит меня за честность. Я не верю в астрологию, но ей интересно со мной. Она не понимает, как можно не верить в очевидное. Мой скепсис сильно удешевляет ее информацию, обволакивает бесполезностью.
– В прошлой жизни ты была дура! – говорит мне Алька.
– Разве бывает, что две жизни подряд в одном образе? – хохочу я.
– Дура – это хороший образ. Ты была… человеком, который сделал много плохого, искренне веря в то, что делаешь хорошее. Ты заблуждающаяся дура, неосознанно погубившая многих. В этой жизни тебе нужно делать много добра, безвозмездно, не ожидая за это ничего. Даже наоборот. Ты будешь получать кнуты за добро. Но ты должна искупать.
– Я каждый день должна как минимум двоих искупать… – прыскаю я.
– Ты все смеешься. Ничего, придет время, и ты услышишь.
