— Пи*ец!
Цвет алый! Всё горит…
Как везти её!?
— Сейчас, детка…
Врываюсь в ординаторскую, там две медсестры. Одна уже знакома мне.
Бесцеремонно мою руки с антисептиком в их раковине, стягиваю со стола перчатки.
Они не вмешиваются, испуганно поглядывая на меня.
Хорошее чувство самосохранения.
Открываю шкаф с препаратами: спирт, обезболивающее, мазь с антисептиком, перевязка. Все на поднос.
— Что происходит? — шепчет та, с которой побеседовать еще не довелось.
Мне не очень интересны их интерпретации.
— Медицинскую карту и вещи. Прямо сейчас в палату принесите.
— Так карту отправят в Краевую. Вы же сами…
— Ясно. Напиши мне подробно, что ей ставили и в каких дозах. И побыстрей. Мы торопимся.
— Тоже мне… барин тут нашелся… — слышу вслед возмущенный шепот.
Но вещи появляются вместе с сильно пожилой санитаркой.
— Забираешь её, сынок? Слава Богу… Так плохо ей тут было… Там, дальше по коридору, лифт есть. Не веди её по лестнице. Слабенькая совсем…
— Хорошо, спасибо, — киваю я, стягивая перчатки.
— Поднимайся, Женечка… — помогаю, поддерживая за талию.
Худая, как тростинка. От случайного моего прикосновения к бедру вскрикивает.
— Прости…
— Ты заберешь меня?.. — начинает плакать. — Не могу здесь…
От этого сводит челюсти до хруста.
— Конечно.
Пылающие руки обвивают мою шею.
— Голова кружится…
Она повисает на мне. Прижимаю крепче. Губы сами целуют горячий висок.
— Поехали домой, моя девочка.
— Домой?…
— Домой.
* * *
Посыпаюсь рано, не дождавшись снов. За окном темно.
Хочется верить, что ошибаюсь, но чувствую, что она так и не появлялась.
Проверяю.
Интуиция меня не обманула. Её не было.
Олег: Женечка…
Всё.
Просить, чтобы написала, ответила, что беспокоюсь, что переживаю… Зачем? Если она захочет, в одном только слове прочитает все это сама. Если не захочет, можно писать страницами — бесполезно.
С тобой все хорошо. Ты не одна там. За тобой есть, кому приглядеть. Мое место занято. Одно из моих множества мест рядом с тобой. Может, и не одно, но я точно знаю, что не все.
Как зафиксировать тебя? Как удержать?
Как это делала со мной ты? Научи меня… Когда-то ты учила. Оговорками, байками, случайными разговорами, своим странным увлечением шаманизмом, в которое, со временем, втянула и меня.
Ты говорила, что я сильный шаман.
Проверим…
Я помню некоторые твои экскурсы…
Шаманы фиксировали свои состояния, набивая на теле специальные знаки. Это обрезало им некоторые пути развития, делая другие более вероятными.
— Тату делать нельзя, — утверждала ты. — Это уменьшает свободу выбора вариантов развития.
Мне не нужна свобода выбора.
И я хочу отнять ее у тебя.
Согласен на один вариант в ущерб всем возможным.
Но твое тело не принадлежит мне, чтобы рисовать на нем знаки.
Маятник. Сигарета. Кофе. Книга.
Все возвращается в привычное русло.
Мне нельзя туда. Я туда не пойду.
Лучше бы тебе вернуться, детка.
Вкладка с билетами. Заказываю билет на завтра.
Черт… завтра последний рабочий день.
Меняю числа на послезавтра.
Это очень плохая идея. Если я появлюсь сейчас, то последствия будут непредсказуемы. А мне нельзя рисковать. Но если она не вернется, то у меня нет выбора. Я полечу.
Открываю контакты. «Боль моя любимая». Нет. Сейчас мне не надо туда звонить. Может, завтра. Сейчас мне нужна Крис.
— Привет, Крис.
Пауза.
— Перезвоню.
Замужние женщины… Я слишком бесцеремонен? Возможно.
Буквально через минуту:
— Что случилось!? — в ее голосе — тревога.
Быстро соображаю, что бы это могло значить.
— У тебя ночь?
— Да!
— Извини… Поговоришь со мной?
— Олег, я бы с радостью. Но ты же опять будешь пытать меня?
— Буду.
— Нет, я не могу.
— Крис…
— Нет, нет! Всё, давай, Олег, до завтра.
— Стой, Крис! Выслушай меня.
— Ооо… мамочки… — начинает хныкать она в трубку.
— Крис. Мы списались с Женей.
— Знаю я!
— Хорошо. Это очень хорошо. Ты сейчас скинешь мне все ваши переписки, где идет речь обо мне. Нет. Вообще — все переписки.
— Ни за что.
— Крис… ты пойми… я еду к ней.
— С ума сошел! Остановись!
— Это не обсуждается. Всё уже началось. Наркоз поставлен, пациент на столе, мне придется делать ампутацию, иначе хирург умрет. Я не остановлюсь. Только вот… я слеп, Крис. Дай мне немного информации. Не вынуждай резать её вслепую! Я сделаю все очень аккуратно, чтобы никто не пострадал. Чтобы минимально… Открой мои глаза. Помоги нам.
— Олег… Что ты такое говоришь? Вам нельзя… Ты помнишь, как все закончилось!? Еще один раз никто не переживет. У неё же дочка, семья!
— Я всё разрушу это.
— Ты… говоришь, как маньяк.
— Это так, да. Помоги мне.
— Нет.
— Тогда всем будет очень больно. По твоей вине. Но это, все равно, случится.
— По моей вине!? — срывается она. — По моей?? Ты, когда делал с ней то, что сделал, ты думал о том, что буду чувствовать я? Когда ты уничтожал себя после, доводя до истощения, бухая месяцами, ты думал, что я чувствую, глядя на тебя? Когда я забирала её из этой гребанной больницы после и смотрела в её глаза?… Ты что наделал тогда, м?? Ты никогда ни о ком не думаешь, кроме себя! И теперь ты смеешь говорить, что я буду в чем-то виновата!?
— Какой больницы, Крис?.. — я массирую рукой свое горло, как будто это поможет мне дышать. — Какой еще больницы?..
Она молчит. Я слышу: она плачет.
