Переводят на меня недоверчивые взгляды.
— Тёмным верить нельзя… — качает головой Немец. — Я убью Ревникова, а ты быстро оприходуешь перчаточкой меня. И мы оба в пролёте, а ты…
— Ты сильно-то не фантазируй, Филлер, — перебивает его Боречка. — Уж если говорить о спарринге, я тебя вынесу!
— Давайте, котятки! — сладострастно поддразниваю их я. — Мрррр, мяуууу… shhhh…. Хочу ваш спарринг! Победителю поцелуй в самый настоящий и головокружительный!
— Не-е-е-е, — ухмыляется Ревников. — Не прокатят твои разводы!
— Не хотите драться — обниматься заставлю! — хищно пощуриваюсь я.
— Ну, это уж вне твоих возможностей, Тёмная! — фыркает Ревников.
Но взгляды их жадно скользят по моим бедрам к краю коротких кожаных шортиков.
— Да ну? Я твой вызов принимаю…
— Ой, Ревников! — качает головой Немец. — Не нравится мне твоя сегодняшняя болтливость.
Прокрутив в голове пару увлекательных вариантов, как помучить моих маленьких рыцарей и развлечься самой, я заявляю:
— Я замерзла. Мне нужен обогреватель… — расстегиваю вход одной из палаток и, не оборачиваясь, бросаю: — Кто со мной?
В спину, раскачивая меня, бьет волна возбуждения, ревности, азарта и агрессии.
Попрепиравшись минут пять, оба в итоге оказываются внутри, продолжая «покусывать» друг друга.
— Давай какой-нибудь другой способ, другую игру навылет! — требует у меня Немец.
— Никаких вылетов.
Палатка подсвечивается пламенем костра, лиц не видно, но их силуэты — отлично.
— Меня вполне и два обогревателя устраивают. Если кому не феншуй — я не держу.
Стянув вместе два каримата, я раскладываю на них два спальника — один на другой, а третий — огромный — оставляю в качестве одеяла. Скидываю с себя накидку и кожаную жилетку. Зашипев от холода, ныряю посередине импровизированной кровати.
— Такие нерешительные! — дразню я моих зайчиков. — Пока сообразите, я уже замерзну до смерти! Не жалко вам заморозить любимую подружку?
В темноте раздается звук расстегиваемой куртки, а через секунд пять — второй куртки.
Ааа… вкусно!!
Внутри всё дрожит от легкого возбуждения и азарта. Два крепких теплых тела прижимаются ко мне с разных сторон. В мои лапки попадает Веселый ангел. Он пахнет тепло и мягко, с оттенком сандала. А сзади меня крепко прижимает к себе Немец, прикасаясь губами к моему затылку и оставляя там поцелуй. Разворачивая лицо, я целую его в висок. Филлер пахнет горьковато, с ноткой цитруса и сигаретами.
— Ммм… как хорошо… — расслабляюсь я между их горячими телами. — Мои теплые, вкусно пахнущие котята.
Их руки одновременно сжимаются чуть агрессивней, и тишину палатки нарушает рваное и частое дыхание моих маленьких питомцев. Руки Немца, побродив по моему животу, нерешительно замирают на поясе коротеньких кожаных шортиков, а рука Боречки уже давно исследует мое бедро, обводя пальчиками все рваные дырочки на колготках.
— Ведите себя хорошо… — мурлыкаю им.
Дико хочется их поддразнить!
— Ангел… У тебя был секс втроем?
— Нет… — секунд через пять, осипшим голосом.
— А у тебя, Филлер? — рисую я пальчиками по волосам Немца и сжимаю их на затылке.
— Нет… — рвано выдыхает он мне в шею.
— И этот факт мы сегодня менять не станем! — возбуждённо смеюсь я в их на пару секунд ставшими агрессивными руках. — Но… температуру под одеялом я вам подниму.
Боречка сползает чуть ниже, прижимаясь губами к моей шее, рефлекторно закидываю ему на талию бедро. Разворачивая лицо к Немцу, чувствую, как его губы исследуют кромку моего ушка.
— Целуй… — требовательно шепчу я, зная, что отреагируют оба.
И с тихими стонами их губы скользят по моей коже намного смелее.
— Хорошие мальчики… — поощрительно постанываю я.
Немец зло рычит мне в ушко, резко притягивая руками за живот к себе. Боречка тут же требовательно дергает обратно, нагло впечатываясь в темноте в мои губы, и они оба срываются, отпуская меня и подскакивая с разных сторон на колени.
— Хм… — возбуждённо шепчу я, — так спаррингу быть?
Замирают, громко дыша и сверкая друг на друга глазами в темноте.
— Можно прямо здесь! — дразню их я. — Не забыли? Победившему — поцелуй.
— Ты серьёзно? — психует, разъяряясь, Немец. — Ты этого хочешь?!
— Да! Победителю над ревностью — поцелуй. Остальные — домой! — продолжаю воспитывать их я. — Не понимаю — чего вы делите? То, чего хотите, всё равно не достанется никому. А остального у меня вполне и на двоих хватит — по одному всё равно не унесёте.
Их частое рваное дыхание становится чуть спокойнее.
— Давайте, котята. Холодно.
— Ненавижу тебя… — зло хныкает Немец, сдаваясь первым и ложась обратно. — Е*анутая извращенка!
Но руки его нежные.
— Иди к нам, Ангел… — тяну я за руку второго котенка.
Боречка молчит, но я чувствую, что он тоже ревнует и нервничает.
— Не надо ревновать… — шепчу я им. — Люблю вас обоих. Одинаково сильно, но совершенно по-разному.
Поддается моим рукам расслабляясь, и снова ложится в мои объятия. Их губы снова одновременно прикасаются к моей коже.
Мурлыкая от их ласк, я первыми отыскиваю в темноте губы Ангела, которые мгновенно отзываются на давление моих, и он, перехватывая инициативу, впечатывает меня в тут же кусающего в основание шеи Немца. Постанывая от бури их противоречивых чувств и ласково-агрессивных прикосновений, я извиваюсь между двумя раскаленными мужскими телами. Не выдержав и пары минут нашего с Ревниковым удовольствия, Немец, сжав мои волосы на затылке, требовательно разворачивает моё лицо к себе. И я чувствую, как Ревников двигается губами вниз, облизывая мое тело. Его руки под тонкой туникой, сжимают мою грудь.
Немец замирает, прикоснувшись своими губами к моим.
— Это так возбуждает, правда? — шепчу ему в губы и облизываю языком нижнюю.
Зло рыча, он впивается в меня, кусая до боли. Дернувшись, я вскрикиваю. Их руки становятся наглее, решительнее и требовательнее.
Потянув Боречку выше к своему лицу, я шепчу им возбужденно:
— Хочу поцелуй втроём.
По очереди нежно целую их в губы. Нерешительно застывают, тяжело дыша на меня с разных сторон.
Происходящее на границе их пределов, и от этого всё превращается в нечто запретно-сладко-болезненное. Этот ментал сводит меня с ума, заставляя виться в их руках от накатывающих волн удовольствия. Это моё!
Приласкав пальчиками их затылки, я не слишком настойчиво притягиваю их лица ближе.
