— Это по наследству не передается. Я — отклонение от нормы. Доктор Рамирес сказал…
— Я — вне закона; я и мне подобные плевать хотели на мнение всяких мексикашек.
Томас Ноубл смолчал. Выдернул еще несколько сорняков и вдруг, явно что-то придумав, снова сощурился.
— Я целый месяц буду делать за тебя домашку по математике.
— Хорошо.
— Хорошо — в смысле «да»?
— Нет. На бал я с тобой не пойду, но позволяю тебе делать за меня домашку.
— Все потому, что я чернокожий?
— Все потому, что ты слабак и тупица, а я ценю в мужчинах отвагу.
— Но…
— Я, блин, вне закона — когда ты уже это уяснишь? Я не ношу нарядных платьев и не бегаю на свидания со всякими сопляками. У меня есть дела поважнее.
— Например?
— Например, по моим следам идет некто Дикки Дарк. — Дачесс наблюдала за реакцией Томаса Ноубла. Тот слушал и, казалось, сомневался, верить или не верить. — Точнее, едет. На черном «Эскалейде». Ему нужна моя жизнь. Хочешь быть мне полезным — гляди в оба. Заметишь черный «Эскалейд» — дай знать.
— Почему он охотится за тобой?
— Думает, что я ему напакостила.
— Сообщи в полицию. Или дедушке своему скажи.
— Нет, нельзя. Если все откроется, я здорово влипну. Меня могут разлучить с Робином.
— Я буду начеку, Дачесс.
— Ты хоть раз в жизни проявил смелость?
Томас Ноубл поскреб затылок.
— Качался на тарзанке из шины над речкой Кэлли.
— Тоже мне подвиг.
— Попробуй, рискни, когда у тебя всего одна рука.
Дачесс подавила улыбку.
— Мама рожала меня без анестезии. Она смелая, значит, и я такой же. Потому что смелость как раз передается по наследству.
— Не сочиняй, Томас Ноубл. В тебе весу было от силы пара унций. Небось от простого чиха из материнской утробы выскочил.
Томас снова занялся сорняками — дергал, беспрестанно щурясь.
— Кстати, ты почему очки не носишь?
— Они мне без надобности.
— А колокольчики кто выдрал — вон, целый куст? Я, да будет тебе известно, их люблю.
Томас бережно положил на землю мертвое растение.
— Смелым трудно быть, Дачесс. Я не такой, как ты. Надо мной смеются. Куда мне против целой компании? Ты же видела, какие они здоровые лбы.
— А дело не в росте и не в мускульной силе. Дело в том, как себя поставишь.
Он задумался.
— То есть надо делать вид, будто я крутой?
— И тогда тебе не придется драться.
— А с этим, который тебя преследует, такое не прокатит?
— Нет. Увидишь его — сразу сообщи мне.
— Понял. Только, по-моему, есть и более близкая опасность. Я о Тайлере, которому ты угрожала, — точнее, о его старшем брате. Этот брат — он сказал, что обиды не стерпит.
Дачесс только рукой махнула.
— Плевать на Тайлерова брата и на всю их семейку. А ты давай выдерни вон тот сорняк и собирайся домой. И так в темноте будешь возвращаться. А вдруг тебя собьет грузовик? Последнюю руку искалечишь — что тогда?
Томас неохотно поднялся с колен. Побрел к дому, оседлал велик, выкатил за калитку. Дачесс ждала, когда он скроется из виду. Едва это произошло, она выплюнула жеваную сигарную оболочку с омерзительной начинкой, содрогнулась всем телом и пальцами стала отскребать язык от остатков табака.
24
Парад в округе Айвер.
На центральной улице не протолкнуться. Какой-то парень набрасывает лассо на соломенных телят и чертыхается всякий раз, как промажет. Девчонки метят в обручи мешочками с фасолью. С лотка торгуют хот-догами, а для скейтбордистов устроен трамплин; конструкция примитивная, кусок фанеры на опрокинутой цветочной кадке. Хэл повел Робина раскрашивать лицо, Дачесс села на бровку тротуара. Мимо плыли нарядные платформы, она читала названия местных фирм: «Маунт Колл иншуренс», «Трейлуэст бэнк». С платформ улыбались двум репортерам, махали ручонками малявки в диадемах.
В поле зрения Дачесс появился Томас Ноубл с матерью. Так вот она какая, миссис Ноубл… Высокая, видная; идет как пишет. Все на нее оборачиваются. За ней едва поспевает пожилой, низкорослый, тщедушный дядечка; что интересно — белый.
Томас заметил Дачесс, подбежал к ней.
— Твоя мама благотворительностью занимается, да? Старичка через дорогу переводит?
Томас проследил ее взгляд.
— Вообще-то, это мой папа.
Дачесс сдвинула брови.
— Ну и чем объяснить эту связь — финансовым интересом или фетишистскими наклонностями?
Томас Ноубл схватил ее за руку.
— Скорее. У меня для тебя важная и очень срочная информация.
Дачесс нехотя поднялась, и Томас потащил ее в сторонку, подальше от толпы. Оставалось гадать, что в его системе ценностей считается важным — быть может, он таки нашел подтверждение своим подозрениям насчет матери — что она путается с почтальоном; или ему примерещилось, будто недоразвитая рука наливается силой и со дня на день будет запросто плющить консервные банки… У Томаса на этих банках был бзик.
— Надеюсь, твоя информация не касается шашней миссис Ноубл с почтальоном, — выдала Дачесс.
Их отношения на тот момент стали чем-то вроде дружбы в одни ворота — Томас Ноубл изливал душу, Дачесс безжалостно использовала против Томаса его же откровения.
Едва скользнув вместе с Дачесс под развесистый клен, Томас сдернул шляпу и начал обмахиваться.
— Тайлер старшего брата привел. Тебя ищут, Дачесс.
— Это ты называешь важной информацией?
— Просто ты его не видела. Он знаешь какой верзила? Лучше тебе домой поехать.
— Ну и где он?
Томас Ноубл сглотнул.
— Так и будешь всю жизнь зайцем дрожать? Давай, веди меня к этому хваленому верзиле, я от него мокрого места не оставлю.
И Томас повел, по-стариковски дергая головой и отирая пот со лба — Дачесс заметила, что рука у него трясется. Между тем слушок успел прошелестеть, и к задворкам кондитерской Черри подтягивались зрители.
— Вон он.
Дачесс увидела сначала Тайлера, обидчика Робина; брат стоял чуть поодаль. Крупный, мордастый, в удлиненных шортах — незагорелые ножищи что твои тумбы, кеды заношенные. Волосы темные, подстрижены шапочкой, щеки угреватые.
Тайлер ткнул пальцем в сторону Дачесс, и большой брат шагнул к ней.
— Ты кто такой? — Дачесс поправила бантик.
