— Бумаг накопилось — жуть. Не говоря о бардаке, который остался после Бойдовой команды.
Не будь Лии Тэллоу, Уок бы точно пропал. Закопался бы в новых постановлениях и прочем. Все знали: он против перемен в Кейп-Хейвене, отвергает каждую заявку на снос старого дома.
За Бойдом и его командой еще не простыл пресловутый след — в комнате пахло промасленной бумагой от бургеров, на всех поверхностях стояли чашки из-под кофе. Зато Бойд обещал держать Уока в курсе.
— Я могла бы выйти в вечернюю смену, — заговорила Лия. — Ну то есть дополнительно к дневной. Если надо.
— Лия, у тебя проблемы?
— Нет, но ты ведь представляешь, каково оно — с детьми. Старший школу заканчивает, Рикки новую видеоигру клянчит…
— Ладно, выкроим тебе рабочие часы.
Бюджет у них, конечно, ограниченный, но Уок как-нибудь всё устроит. Было время — Эд владел «Тэллоу констракшн», Лия работала в компании мужа. Потом рынок повернулся к супругам Тэллоу задом. И все-таки не верилось, что дело только в падении цен на недвижимость. Лия засиживалась в полицейском участке допоздна, а в свободные дни пропадала на пляже. Что угодно, только б не идти домой, к Эду.
Уок открыл папку. С фотографии на него глядела Стар. Отчеты полицейских штата находились тут же.
Имелось у него и дело Винсента. Накануне вечером Уок словно вернулся на тридцать лет назад. Начал со стенограмм допросов и заседаний по делу о гибели Сисси Рэдли. Потом стал заново изучать второе дело — тюремную драку, что вышла из-под контроля. Погибшего звали Бакстер Логан; без таких, как он, на земле дышалось бы легче. Логану дали пожизненное за похищение и убийство молоденькой Энни Клейверс, служащей риелторской компании. Уок читал показания — и отчетливо слышал голос Винсента:
«Это сделал я. Мы сцепились, я его ударил, он упал и больше не поднялся. Что было потом, помню смутно. Не знаю, Кадди, что еще вы хотите услышать. Давайте ваши бумаги, я всё подпишу».
Далее Кадди на трех страницах втолковывал Винсенту суть произошедшего, окольными, но слишком понятными Уоку путями подводил его к простой мысли. «Запишем как самооборону — потому что это ведь очевидно».
«Никакая не самооборона. Просто драка. Не имеет значения, кто зачинщик».
Суд штата опять проявил жесткость. Винсента осудили за убийство второй степени. Добавили к изначальному сроку еще двадцать лет.
Уок набрал номер Кадди. Ждать пришлось минут пять.
— Я тут перечитываю дело Винсента Кинга…
Кадди шмыгнул носом, словно был простужен.
— Разве Бойд с ним не разобрался?
— Разобрался.
— Так я и думал.
— Меня интересует, в частности, драка с Бакстером Логаном. Маловато подробностей по результатам вскрытия.
— Это все, что мы имеем. Бакстер Логан умер в результате удара головой о каменный пол. Двадцать четыре года назад отчеты о вскрытиях были краткими — не в пример нынешним.
— Как Винсент?
Было слышно, как поворачивается в кожаном кресле крупный, грузный мужчина.
— Будто воды в рот набрал. Даже со мной не говорит.
— Он видел себя в новостях?
На окружного прокурора давили местные — пусть, мол, поскорее предъявит официальное обвинение.
— У него нет телевизора.
Уок нахмурился.
— Я думал…
— В смысле, он сам отказался. Я-то ему сколько раз предлагал.
— Чем он занят целыми днями?
В трубке молчали.
— Кадди, алло!
— Прикрепил над койкой фотографию той девочки, Сисси Рэдли. Других личных вещей в камере нет. Он сидит среди голых стен.
Под просьбу Кадди оставаться на линии Уок закрыл глаза.
Он еще раз прочитал отчет, нашел в конце имя патологоанатома — Дэвид Юто, доктор медицины. Тут же были его адрес и телефон. Уок позвонил, нарвался на автоответчик, оставил сообщение. Двадцать четыре года прошло, Дэвид Юто мог переехать, а то и вовсе… И даже если он жив, даже если обитает по старому адресу — о чем Уок станет его спрашивать? Ничего, он придумает. Он сформулирует вопросы, он поведет следствие как настоящий детектив. Бойд сказал не вмешиваться? К дьяволу Бойда. Он, Уок, напористый. Ему бы только догадаться, в каком направлении рыть.
Пришла Лу-Энн Миллер, молча уселась напротив Уока, уставилась в окно. Так и просидит до вечера — типа, смену отработает.
Уок отлистнул страницу. Снова перед ним Стар — волосы будто ветром со лба сдуло, рука вывернута; кажется, что она безмолвно, одним жестом, молит о помощи.
— Здесь надо прибраться, — выдала Лу-Энн, оглядывая папки, немытые кружки и бумажки.
— Я сам поговорю с Дарком.
— Хочешь выколотить из него некие показания, которых не добились полицейские штата? Думаешь, ты круче Бойдовых ребят?
— Нет, просто я давно знаю Дарка — с тех самых пор…
— Ничего ты не добьешься и ничего не накопаешь. Посмотри на Винсента Кинга; да не так, как ты привык — словно он прежний парнишка, который тридцать лет назад в тюрьму загремел. Ты объективно посмотри. Нет больше того парнишки. Что в нем было хорошего, тебе известного, — все за фейрмонтскими воротами осталось.
— Ты ошибаешься.
— Я серьезно, Уок. Сам ты не изменился, это все признают, и я в том числе. Но ты такой один. Прочие стали другими людьми.
За окном неистовствовало солнце. Белизна и синева, преувеличенная резкость бликов на стеклах и до времени выцветшие флажки.
— Что еще в деле? — спросила Лу-Энн.
— Вторжение в пределы частной собственности. В доме всё вверх дном.
— Однако ничего не украдено. Больше похоже на ссору, которая переросла в драку.
— Милтон лжет.
— У него нет на это причин.
— Допустим, имел место взлом с целью ограбления. Стар проснулась, застукала грабителей, и… — не сдавался Уок. Хотел притянуть версию за уши, но длины рук не хватало, и слов тоже.
— Логично, если забыть об одном факте: на месте преступления задержан человек, его рубашка вся в крови жертвы, весь дом заляпан его отпечатками. Что до мотива, то и он имеется.
— Бред, — вспыхнул Уок.
— Почему бред? Потому что тебе интуиция совсем другое нашептывает?
— Винсент не сказал ни слова. Ни зачем он это сделал, ни как, ни когда конкретно. Он даже полицию сам вызвал, причем с телефона Стар.
— Он разъярился, а потом остыл. Сколько ребер сломано у Стар? Фото перед тобой, вот и прикидывай.
Уок уставился на фотографию. Грудная клетка в кровоподтеках, характерные полосы в местах переломов. Такого не бывает, когда грабитель, незнакомый с жертвой, просто пытается ее обезвредить. Нет, здесь замешано чувство, ибо даже фотография, простая бумажка, обдает удушающей ненавистью.
