— Да не хочу я с тобой встречаться! Со старшей школы меня окучиваешь — и как не надоест?
— Придет день, и я к тебе остыну, Стар.
— Это бы обещание — да в письменном виде.
Стар взяла Уока за руку, они пошли дальше.
— Нет, ну правда, Уок! Этот Брендон — он себя до сих пор старшеклассником воображает.
— И не может пережить, что ты предпочла ему Винсента.
Они дошагали до последнего дома на Айви-Ранч-роуд. Уок оглянулся — Брендон Рок всё стоял в воротах. Наверняка спины их глазами буравил.
Уок и Стар гуляли не просто так. Вот уже почти десять лет это был их ритуал. Уок приезжал в понедельник утром, выводил Стар из дому, говорил с ней. Не бог весть что; но порой ему казалось, что Стар без этих прогулок и бесед пропадет. Психотерапевт — сам по себе; ему всего не расскажешь. А Уоку — пожалуйста.
— Ну и как он?
— В порядке.
Стар прищурилась.
— И что, блин, это значит — в порядке? Давай выкладывай, не юли.
— Я слыхал, что тут у тебя произошло. В смысле, ночью.
— А, ну да. Явился благородный рыцарь, мать его… Так вот: всё под контролем. Винсенту Кингу не обязательно меня пасти. И разруливать за мной тоже не обязательно. Не нуждаюсь.
— Раньше он разруливал. И за тобой, и за мной. Помнишь, Джонсон-младший меня обвинил — якобы я угнал его велик?
Стар засмеялась.
— Будто ты способен взять чужое!
— Джонсон-младший был тот еще верзила.
— Винсент верзил не боялся. Те, кто привык брать нахрапом, этого не видели — я говорю про внутренний стержень. О нем знали только мы. А как Сисси была к нему привязана! Сидим, например, мы с Винсентом на диване — а она придет, втиснется между нами — и рада. Винсент с ней играл. Она для него картинки рисовала, и он их домой забирал. Хранил, как что-то ценное.
— Да, я помню.
— Ты, Уок, все помнишь.
— Зачем ты водишься с Дарком? Он мутный тип.
— Это не то, что тебе кажется. И вообще, я сама виновата. Скандал закатила… Всё, проехали. Сегодня у меня вечерняя смена в клубе Дарка.
У поворота на Сансет-роуд Уок намеренно замедлил шаги. Стар стрельнула глазами на дом Винсента. Уок думал, она в ту сторону и направится; ждал. Но Стар пошла прямо к пляжу. Мимо проносились автомобили. Показался внедорожник; за рулем сидел Эд Тэллоу. Уок замахал ему — никакой реакции. Взгляд Эда Тэллоу был прикован к Стар.
Уок ослабил узел галстука. Стар сбросила сандалии и побежала к воде. Уок двинулся за ней, сразу начерпав туфлями песка. Узкие пятки так и мелькали перед ним, Стар смешно подпрыгивала — песок был раскаленный. Вот она в полосе прибоя, стоит в воде по щиколотку, а Уок пробирается к ней, пыхтя и отдуваясь.
Они пошли берегом — Стар, босая, по воде, Уок, обутый, посуху.
— Я не справляюсь, Уок.
— Ну что ты! Вовсе ты не…
— Оставь, не утешай. Все женщины заточены на материнство, а мне даже этого не дано — сама знаю.
— Дачесс любит тебя. С ней непросто — характер; но я же вижу, как она беспокоится о тебе. А Робин…
— С Робином никаких проблем. Он… он лучшее, что я в жизни сумела. Мой принц.
Они уселись на песке.
— Тридцать лет, Уок. Тридцать лет отсидеть, а потом блямс — и ты снова в том же самом городе. Сколько я о нем думала, о Винсенте! Все эти годы он из моих мыслей не шел, честно. Тебе это по нраву, я знаю, — когда есть с кем поговорить о нем. Будто мы — прежние.
Спину жарило, меж лопаток струился пот.
— Легко живешь, Стар. Напиться, таблеток наглотаться, на пороге смерти постоять — с тебя как с гуся вода. Ведешь себя, словно ничего не изменилось — резвишься, болтаешь…
— Зато на тебе проклятие. Патологическая честность, вот я о чем. Взвалил на себя чужой груз и тащишь, будто так и надо. Дачесс меня в грош не ставит, а ты для нее — образец для подражания.
— Ничего подобного.
— Ты для моей дочери — символ добра. Герой, без которого и жизнь — не жизнь. Который не лжет, не юлит, не пакостит. Девочке без такого героя нельзя. Дачесс не говорит об этом, но я-то знаю: ты ей необходим. Смотри не подведи мою дочь, потому что тогда для нее свет погаснет.
— У тебя и у самой получится. Дачесс будет равняться на родную мать.
Стар провела ладонью по песку, захватила горсть, стала смотреть, как песчинки текут сквозь пальцы.
— Чушь. Как мне перестать быть собой? Нереально же.
— Поговори с ним.
— Простить его, что ли?
— Я этого не предлагал.
— Каждый раз, когда я оступалась или падала — именно его вспоминала. На то, чтобы принять его обратно в свою жизнь, у меня просто нет сил. Вдобавок речь идет не только о моей жизни.
— Винсент лучше, чем Дикки Дарк.
— Твою мать, Уок! Ты как дитя малое: этот лучше, тот хуже… Этот хороший, тот плохой… Будто люди — однородные. Каждый из нас — этакий набор, коллекция самых дрянных и самых добрых поступков. Винсент Кинг — убийца; он убил мою сестру. — В голосе послышались близкие слезы. — Марта вот взяла и уехала — молодец, не то что я.
— Ты под моей защитой. И твои дети тоже.
Стар сжала его ладонь.
— Потому-то я тебя и люблю. Ты мой самый-самый лучший друг. А вообще мы все — часть грандиозного замысла. У Вселенной свои планы, ничто просто так не происходит. Есть причина, есть следствие.
— Неужели ты в это веришь?
— Космические силы всегда в итоге уравновешивают добро и зло. — Стар поднялась, отряхнулась от песка. — Передай ему, если спросит, что я его давным-давно из своей жизни вычеркнула. И больше о нем не упоминай, слышишь? Для меня сейчас главное — Дачесс и Робин. И я в лепешку расшибусь, а докажу им обоим, что так оно и есть.
Уок проводил Стар взглядом, перевел глаза на океан. Все это он уже слышал, и не раз. Оставалось уповать, что сегодня Стар не просто сыпала привычными фразами.
* * *
В полночь что-то грохотнуло снаружи; через несколько секунд по стене полоснули фары, выхватив из мрака шкаф без дверцы, туалетный столик с перекошенным ящичком.
Сами стены — голые; ни постеров, ни рисунков, ни единого признака, что здесь живет девочка тринадцати лет. Нейлоновой половик, затертый донельзя; под ним нет даже линолеума — просто доски. И узкая кровать рядом с кроватью Робина — место, где Дачесс мучают то сны, то боязнь уснуть.
Робин ни на шум, ни на свет не отреагировал. В ночной духоте он раскрылся, разметался. Волосы чуть взмокли. Дачесс заперла спальню, прокралась в прихожую, набросила дверную цепочку и выглянула.