— Прости.
— Заткнись.
— Молчу.
— Не надо рассказывать, что произошло. Знать не желаю.
— Ладно.
— Говорят, это несправедливо.
— Справедливости вообще нет.
— Помнишь, ты дал мне револьвер? Ты сказал тогда, что он принадлежал твоему отцу.
— Помню.
— Я его почистила, как ты научил. Проявила уважение к оружию. А потом спрятала в шкафу, хотя ты сказал, что оно мне для самозащиты.
— Не надо было мне этого говорить…
— Так вот, сейчас я буду защищаться. Хэл сказал, что ты — раковая опухоль. К кому приблизишься — того убьешь. Хэл сказал, ты недостоин жить.
— Он прав.
— Уок солгал — перед судьей, перед присяжными. Перед всеми. А Стар говорила, он хороший, чуть ли не лучший.
— Прости, Дачесс.
— Пошел ты!
Резким движением она плотнее надвинула шляпу. Дышать стало трудно. Унимая дрожь в голосе и руке, Дачесс нащупала пальцем спусковой крючок.
— Я — Дачесс Дэй Рэдли, та, что вне закона. А ты, Винсент Кинг, — ты убийца.
— Не нужно этого делать. — Винсент мягко улыбнулся.
— Я сама знаю, что нужно, а что не нужно. Сейчас я свершу правосудие. Я отомщу. Справлюсь, можешь не сомневаться.
— Дачесс, у тебя вся жизнь впереди. Столько возможностей…
Она прицелилась.
Винсент улыбался сквозь слезы.
— Я сюда проститься пришел. И совесть твою не отягощу. Ты этот груз — меня — таскать за собой не будешь.
Дачесс не успела ни возразить, ни даже вдохнуть. Винсент сделал шаг назад. Руки его раскинулись, как для полета. И он действительно полетел.
Дачесс с воплем бросилась к обрыву, но там, внизу, была непроницаемая тьма.
Пистолет выскользнул из пальцев, и одновременно с ним на землю упала сама Дачесс. Рука, непроизвольно протянувшись над обрывом, впустую делала хватательные движения.
Остатки сил Дачесс использовала, чтобы отползти назад, к материнской могиле. Свернулась калачиком, прижалась щекой к каменному надгробию и закрыла глаза.
Часть IV. Разбивающий сердца
46
Блейр-Пик граничил с национальным лесом Элктон-Тринити и с Уайтфутом. В этом городе Уок мог бы хоть целый день провести — на многие мили безлюдье, деревья под самые облака; к Господней длани, что ли, тянутся?
Было время, он сюда регулярно ездил — по иссохшей равнине с плешивыми горами на горизонте, мимо пунктов, давно уже никем не населенных. За последние двадцать лет больше сотни таких рейсов сделал. Рядом, всегда молчаливая, считая мили на указателях, сидела Стар. Обратно он вез ее преображенную, да что там — счастливую. А всё Колтен Шин, психиатр, в данном случае практически экзорцист — ибо в своем кабинетике над магазином подержанных фортепиано этот человек умудрялся за сеанс изгнать всех бесов, что гнездились в душе Стар.
Сейчас Уок держал небольшую урну. Отпевание получилось какое-то скомканное.
В завещании Винсент Кинг был конкретен относительно того, как поступить с прахом — развеять; но не давал четких указаний, на каком конкретно участке национального леса это сделать. Элктон-Тринити растянут на шесть графств, занимает два миллиона акров. Подступы к городку Блейр-Пик казались Уоку местом не хуже прочих.
Он пересек шоссе и направился, топча опавшие листья, к сахарным соснам
[58]. Среди них и рассыпал прах Винсента. Обошелся без громких фраз, лишь позволил памяти задержаться на том моменте, с которого начался распад.
А потом двинулся по Юнион-стрит, дошагал до нужной двери. Сам магазин был закрыт, зимний день — сумрачен, но из окна второго этажа лился мягкий свет. Уок нажал на кнопку звонка, его впустили, он оказался в прихожей и стал подниматься по узкой лестнице. Он здесь был всего однажды, в самый первый раз — хотел убедиться, что Стар действительно записалась к психиатру.
— Я — инспектор… — Уок запнулся. — Извините. Меня зовут Уокер. Просто Уокер. Я служил в полиции Кейп-Хейвена, но это в прошлом.
Ни его имя, ни бывшая должность ни о чем не говорили доктору Шину. Уока это нисколько не удивило. Достойно стареет, отметил он; седая шевелюра; при росте без дюйма шесть футов — отличная осанка. Когда Уок назвал имя «Стар Рэдли», доктор Шин протянул руку.
— Давно это было… Через десять минут у меня пациент, но, пока он не пришел, я в вашем распоряжении.
Уок сел в мягкое кресло, улыбнулся, заметив на стенах принты с умиротворяющими сюжетами. Из большого окна открывался вид на Элктон-Тринити и белые горные вершины.
— Этак можно целый день смотреть.
— Чем я нередко и занимаюсь, — доктор Шин с улыбкой кивнул.
— Я хотел расспросить вас о Стар.
— Вам следовало бы знать, что я не разглашаю информацию о пациентах, поскольку связан…
— Да, конечно, — перебил Уок. — Извините. Я просто… просто оказался в вашем городе… проездом. Дай, думаю, загляну. Стар… она погибла.
Улыбка доктора Шина стала сочувственной.
— Я в курсе. Слежу за новостями. Ужасная трагедия. Но поймите: даже смерть пациентки не дает мне…
— Я и сам не знаю, зачем пришел.
— Вы потеряли близкого человека. Вы тоскуете — в этом причина.
— Я… да, я тоскую.
Лишь теперь Уоку открылось то, чего он не сознавал, занятый поиском зацепок и отбрасыванием версий, — а именно степень собственной тоски по Стар Рэдли. Многочисленные проблемы этой красивой женщины мешали разглядеть настоящую Стар — простодушную, славную, знакомую с детских лет.
— Скажите, доктор, почему она вдруг перестала вас посещать? Ей от ваших сеансов была явная польза. Столько лет подряд ездила — и так резко отказалась; в чем причина? Без вас у нее сразу дела пошли намного хуже.
— Люди возвращаются в исходную точку по сотне причин, и по сотне причин выбирают принципиально иной путь. Даже имей я право на разглашение врачебной тайны, за давностью лет мне почти нечего было бы сообщить вам. С вашей подругой я виделся всего один раз.
Уок наморщил лоб.
— Я правильно понимаю — мы с вами говорим о Стар Рэдли?
— Да. И я вас вспомнил. Не каждого пациента привозит полицейский.
— Так ведь я привозил Стар ежемесячно!
— Видимо, не ко мне. Хотя я-то ее видел, притом часто. Горы — они притягивают взгляд; нет-нет, да и подойдешь полюбоваться…
