— Вы же понимаете, при этом погибнет наше Гнездо, — продолжил я. — Дарина не согласна, она готовится защищаться. Наська… ну, это куколка мелкая… она хочет ускоренно измениться в мать… В общем, кошмар. Они будут обороняться вашим оружием…
— У нас нет оружия, пригодного для людей.
— Тем оружием, которое для других планет!
— Ясно, — так же кратко ответил Инсек.
— Вы можете им приказать? — спросил я. — То есть, конечно, можете. Пусть угомонятся. Я хочу вытащить Дарину и Наську из Изменения, у меня даже есть возвратный мутаген, правда, всего одна порция…
— Продавец очень много себе позволяет, — задумчиво сказал Инсек.
— Ну так прикажите им отменить этот… набег за рабами. И давайте решать, как мы станем бороться с Прежними…
— Я не отдам такого приказа, — сообщил Инсек. — Просьба отвергнута.
Я запнулся. И невольно рассмеялся.
— Нет-нет! Вы не поняли! Это не просьба, а моё условие для сотрудничества. Иначе я не согласен!
— Разве я согласился на сотрудничество? — спросил Инсек.
— Но вы же сами предлагали!
— Да. Но обстоятельство изменилось. Предложение отозвано.
Несколько секунд я, не дыша, смотрел в экран. По морде Инсека прочесть что-нибудь было не легче, чем по муравьиной.
— Какие именно обстоятельства изменились? — спросил я тихо.
— Обстоятельство, — поправил Инсек. — Одно, но существенное. В сложившейся ситуации нерационально мешать раменскому Гнезду и невозможно пойти на сотрудничество с тобой.
— А если бы… если бы я сразу согласился?
— Мне пришлось бы расторгнуть заключённое соглашение.
Он был совершенно непроницаем. Говорил вежливо, терпеливо, но непреклонно.
— Я могу узнать, что за «обстоятельство»?
— Нет.
— Мы же вас защищали! — воскликнул я. — Дрались за вас на Селене!
— За это я благодарен.
Я вскочил с дивана, зашагал кругами перед экраном. Инсек терпеливо ждал.
— Так нечестно, — сказал я. — Даже бесчестно!
— Ты оперируешь понятиями, которые и среди людей не работают.
— Побоище будет! — выкрикнул я. — Если наши возьмут… эти лазеры-бластеры… то мы покрошим раменских в фарш!
— И ты собираешься сражаться?
— А что я ещё делаю последний месяц, а? — выкрикнул я. — Мне задницу почесать некогда, всё время надо кого-то убивать вашими стараниями!
— Полагаю, мне придётся разрешить раменскому Гнезду взять с собой оружие, — сказал Инсек. — Это уменьшит разрушения в городе и потери среди Изменённых.
— Ты что, тварь! — заорал я, бросаясь к экрану. Заорал так, что изо рта капли слюны брызнули. — Ты, мразь, членистоногое, дегенерат насекомый!
— Я не насекомое и не членистоногое, — ответил Инсек. — Бесполезно с твоей стороны меня оскорблять. В любом случае я не изменю своего решения и не обижусь.
— Сука! — выкрикнул я и сорвал экран со стены. Никаких проводов у него не было.
Экран оказался удивительно лёгкий, даже легче телевизора таких размеров. Я ударил им по стене, пробив её углом экрана. Инсек всё так же невозмутимо смотрел на меня. Я размахнулся, обрушил экран на пол и принялся топтать. Поверхность экрана сопротивлялась несколько секунд, потом, при особо яростном ударе, едва слышно хрустнула. Изображение сменила серая муть, Инсек исчез.
Я топтал экран не меньше минуты, тот прогнулся и перестал светиться. Потом я схватил экран за край и дёрнул. Руки отозвались болью, но я изогнул рамку, и по ней даже прошёл серый надлом.
Кинув экран, я рухнул на диван. Тяжело дыша, смотрел на разгромленную кабинку.
Мразь!
Инопланетная тварь!
Если раменские, при своём гигантском численном превосходстве, возьмут всякие космические бластеры…
Может, и «Пушкинъ» спалят до кучи?
Потом я бросил взгляд на дверь и заметил, что она чуть приоткрыта. За ней кто-то был.
Я встал, вытер ладони о плащ (всё-таки порезался об экран до крови) и подошёл к двери, чтобы успокоить капитана.
Но там был не капитан. Чуть в стороне стоял, прислонившись к стене, Лихачёв. Мял в руке сигарету, явно борясь с желанием закурить прямо здесь. Нервная у полицейских работа, через одного себя травят…
Значит, позвонил ему капитан. Ну что ж, его можно понять.
— Всё слышали? — спросил я.
— Нет, — ответил Лихачёв. — Про задницу, которую некогда почесать. Или чуть раньше? Ах да, про фарш из раменских. Ты говорил об Изменённых из большого Гнезда?
— Ага, — сказал я. — Да, забыл сказать, в Третьяковке тоже мы… то есть я… всех убил.
— В одиночку?
— Совершенно верно!
Лихачёв кивнул:
— Ага. Пошли-ка, сынок, сядем и поговорим. Орать не будем, мебель ломать тоже, хорошо?
— Ещё чего не будем?
— Твою пенсионерскую команду звать не будем, — сказал Лихачёв. — Борис Аксендер лежит в хирургии, у него острая почечная колика, Елена Филипенко носится вокруг и орёт на персонал. Пошли, парень. Объяснишь мне, что творится. Постараюсь помочь.
— Вы не поможете.
— Знаю, — согласился Лихачёв. — Ну и что с того?
Я неохотно кивнул.
— Тебе руки надо перевязать? — спросил он.
Я посмотрел на ладони. Взял из рук Лихачёва упаковку бумажных платков, стёр кровь. Сказал:
— Нет. Уже зажило.
— Призыв не ушёл до конца, — понимающе кивнул Лихачёв.
— Вы об этом знаете?
— У женщины, перенёсшей Призыв, с которой я когда-то говорил, вырос оторванный палец, — ответил Лихачёв. — В монастыре, где она доживает, это считают чудом Господним, дарованным ей за раскаянье и благочестие.
И вздохнул.
Первый раз я оказался в помещениях отдела «Экс».
Ничего особенного, если честно.
Госконтора как она есть, даже на нормальный полицейский участок не похоже. Вход с улицы, охранник, а дальше — два этажа с какими-то чиновниками, в форме разве что один из пяти.
Нет, я понимал, что у «Экс» есть и другие помещения. Где крепкие мужики примеряют силовую броню и палят в тире, а фрики-учёные изучают инопланетные артефакты.
Но туда меня Лихачёв не повёл, и хорошо.
Кабинет у него был приличный, довольно большой, с окнами в тихий односторонний Лучников переулок. И даже приёмная была, а там секретарша за компом, молодая и симпатичная, — почему-то меня это поразило. В моём представлении у Лихачёва или какой-нибудь адъютант должен сидеть, или старая тётка с лицом, словно отлитым из бронебойной стали. А тут — девчонка моих лет!
