Дарина молчала, разглядывая ампулу. Потом сказала:
— Максим, я учу обращаться с оружием. Куколок, потом стражу… Учу воевать. Но война — это не только оружие. Оружие лишь инструмент.
Я кивнул, насторожившись.
— Война — это люди. Солдаты, офицеры…
— Откуда мне знать, я не офицер и не солдат, — буркнул я. — В армии не служил. Сейчас вообще мало кто служит.
— Мораль на войне отличается от морали мирной жизни, — продолжала Дарина задумчиво. — Стоит ли спасать одного раненого или пленного, если могут погибнуть десятки солдат? Большинство армий решают этот вопрос как «стоит».
— То есть жизнь солдата — самое важное, — сказал я обрадованно. — Ну и молодцы вояки. Очень правильно. Вот и вы, вас много, а Гнездо…
— Подожди, — прервала меня Дарина. — Ты не понял.
Я замолчал, а она всё так же смотрела на каплю жёлтого мутагена в ампуле.
— В этом нет абстрактного гуманизма, как можно подумать. В этом есть здравый смысл. Каждый должен быть уверен, что его не бросят в беде. Что за него рискнут, будут биться до конца.
— Всё, сагитировала, пойду запишусь в армию… как думаешь, в десант возьмут?
— Максим, — Дарина закрыла пенал и положила на стол. — Гнездо — наш раненый боец. Мы с Наськой — офицеры, куколки рядовые. Уж какие есть. Мы не можем его бросить.
— Ты не офицер, — пробормотал я, уже понимая, что проиграл. — Вы не армия. И вообще не люди, сама повторяешь!
— Да. Но многие правила у нас совпадают. Изменённые собирали лучшее, чтобы стать лучшими солдатами. А люди хорошо умеют воевать. Очень хорошо.
— Уверен, что ни в одной армии мира ни уставы, ни правила не требуют самоубийства! — сказал я. — Ты не защитишь Гнездо, вы все умрёте! Все мы умрём, я ведь тоже останусь! Давай уйдём, это как раз будет правильно.
Дарина покачала головой, твёрдо сказала:
— Я не могу бросить Гнездо и своих солдат. И Наська не может. Но если она станет матерью, если успеет пройти первую фазу до полуночи, то получит доступ к протоколам защиты и сможет открыть сейф.
— Какой сейф?
— С настоящим оружием, — ответила Дарина. — Его запрещено применять на Земле, оно для обучения, но вот внутри помещения… Наська объявит учения на всей территории Гнезда. Раменские не смогут прийти с настоящим оружием, мы заблокируем экранные переходы, а выносить его из Гнезда на улицы строго запрещено. И тогда… тогда у нас будет шанс.
У меня голова пошла кругом.
— И что? Вы возьмёте эти свои… бластеры? Плазменные пушки, лазеры, чего там ещё?
Дарина невесело улыбнулась уголками губ.
— Много чего.
— И будете убивать чужую стражу? Да они ведь тоже люди! Дети двухметрового роста!
Дарина обмякла.
— Максим… ты не понимаешь. Ты говоришь — брось Гнездо. Ты всё-таки его не чувствуешь так, как мы…
— О да, — раздражённо сказал я. — Ну, конечно, не чувствую, куда мне. Но я с ним говорю, и оно согласно…
— Конечно, согласно, — сказала Дарина. — Потому что Гнездо любит нас. А мы любим его.
— Да это просто запись памяти, компьютер! — выкрикнул я.
Дарина аж вспыхнула. Я даже поразился, я никогда не видел её такой раздражённой.
— Закрой глаза! — приказала она. — Закрой!
Её ладонь будто по волшебству оказалась у моего лица, прикрыла глаза.
— Смотри в себя, зови Гнездо, откройся! Совсем откройся!
Я закрыл глаза.
Я злился.
На весь мир. На себя. На Гнездо.
Чудом добытый мутаген мог спасти Дарину. А может быть, и Наську. Они стали бы обычными девчонками… я бы остался не совсем обычным, но пусть…
Но Гнездо мешало.
«Я открылся, — сказал я мысленно. — Ну? Что ты хочешь или можешь сказать?»
Медленно-медленно, боязливо, готовое в любой момент отпрянуть, Гнездо коснулось меня.
Я словно погружался в тёплую воду.
Как космонавты на тренировках, я где-то про такое читал. Когда лежишь в тёплой солёной воде и не ощущаешь ничего, ни собственного тела, ни тепла, ни холода; исчезают звуки и ты остаёшься наедине с самим собой.
В моём случае — ещё и с Гнездом.
«Не бойся…»
«Я не боюсь!» — возмутился я. И вдруг сообразил, что впервые слышу Гнездо так явно. Не только мысли-образы, а словно бы голос. Ломающийся тонкий голос…
«Я себе говорю…»
Гнездо обволакивало меня, я растворялся в его лёгком шуме, тепле и печали.
«Не надо меня бояться…» — прошептал я в ответ.
И увидел — не глазами, а нервами, сознанием, разумом, как бывает между явью и сном, когда почти засыпаешь, — бледный жёлтый свет.
Мир закрутился вокруг, я снова чувствовал себя, своё тело, только лёгкое, пустое, будто отделившийся от костей и мышц контур Максима Воронцова.
Я стоял или висел в пространстве, полном таких же лёгких, призрачных фигур. Сотни. Тысячи. Ничего, кроме неяркого света и человеческих силуэтов…
Вокруг меня были дети. Кто-то совсем маленький, кто-то уже здоровенный, с меня ростом, но всё равно — я видел нескладные фигуры и мягкие черты лица.
Я их вижу?
Каждого?
Они же разные, я их никогда не видел, почему сейчас я вижу и различаю каждое лицо — отпечатанное в Гнезде в миг Изменения?
Ещё я ощущал лёгкие касания их рук.
Они будто роились вокруг, непрерывно двигались, как стая птиц, кружащая в своём воздушном танце. И каждый пытался меня коснуться. Чаще — рук или лица, но кажется, их радовало даже прикосновение к бесплотному краешку одежды.
Как тех Изменённых, что где-то на другом краю Вселенной стремились дотронуться до человеческой руки Продавца.
— Я уже не совсем человек… — сказал я. Вслух.
— Для нас… — прошептала маленькая девочка, скользнув рукой по моей ладони.
— Ты всё равно… — сказал мальчик, приставая на цыпочки и прижимая палец к моим губам.
— Человек… — девочка-подросток заглянула мне в глаза. Единственная из всех не стала касаться, только улыбнулась знакомой улыбкой.
— Дарина! — выкрикнул я, рванулся к ней, но круговорот призрачных фигур уже отнёс её в сторону, скрыл за другими Изменёнными.
А в следующий миг я увидел самого себя. Ничуть не изменившегося.
Ну да, я тут был самый взрослый. В таком возрасте уже не мутируют. Формально говоря, я не проходил Изменения, но Призыв штука серьёзная.
Мой двойник тоже стал частью Гнезда.
Его вытолкнуло ко мне навстречу, и движение изменилось. Теперь мы стояли рядом, неподвижно, а тени Изменённых скользили позади и по сторонам, стремясь прикоснуться к живому человеку — каким им уже не суждено стать и кого даже не дано увидеть.
