Милана подыграла. По-моему, с облегчением. А вот Дарина хоть и улыбалась, но смотрела слишком серьёзно.
Так что я посмотрел на часы, ужаснулся времени и сказал, что мне надо быстренько умыться и бежать с отчётом к Продавцу. Что я совсем не хочу завтракать (враньё) и пока не поговорю со своим нанимателем, ни о чём другом и думать не в состоянии (почти правда).
И выбежал из комнаты Дарины — ошарашенный, в мятой одежде, со свёрнутым плащом под мышкой и кроссовками в руках (не могу спать в обуви), чувствуя себя слабаком и трусом.
Но зато не сказав ни да ни нет. И даже не клонированный.
…Интересно, а у Инсека точно нет таких технологий, чтобы клонировать человека? Наверное, нет, иначе бы они поставили на поток производство стражей и стратегов. Ну а даже если есть, то мне-то оно чем поможет? Каждый «я» будет жадно смотреть и на Дарину, и на Милану…
Блин!
У отца спрашивать совета как-то стрёмно.
Суровый полковник Лихачёв, небось, жене если и изменял, то раз в три года, по уставу и без лишних эмоций.
Виталий Антонович вообще подруг меняет часто, но серьёзно, мне кажется, ни к кому не относится.
Не с кем посоветоваться по такому вопросу.
Я действительно отправился в душевые. Они оборудованы в подвале и это, мне кажется, единственное помещение, которые Изменённые всерьёз переделали в здании Минкульта, а не просто завалили мягкой рухлядью. Уж не знаю, сами они всё мастерили или наняли бригаду строителей (с них станется), но получилось, как в каком-нибудь старом студенческом общежитии с «удобствами на этаже». Коридор, налево дверь в душевые и туалеты «для мальчиков», направо — «для девочек». Туалеты выглядели прилично: чистенькие, ничем от человеческих не отличающиеся (а ведь когда-то мне втирали, и я всерьёз поверил, что Изменённые писают и какают раз в полгода). Душевая была просторная, с двумя десятками душевых леек, никак не разгороженная. Пол и стены выложены тёмно-серой керамической плиткой, в матовых плафонах неяркие лампы. Под потолком в стенах были оконца с матовым стеклом, у входа — старый, распухший от влажности деревянный шкаф со стопками чистых полотенец и мелкими, «отельными», флакончиками шампуня и геля, рядом пластиковый бак для грязного белья. Единственное отличие от человеческого душа — кран у каждой лейки был один, температура воды никак не регулировалась и не поддавалась никакому разумному прогнозу. Я уже несколько раз тут бывал, иногда из лейки шла приятная тёпленькая водичка, один раз хлестала горячая, почти кипяток, а один раз тёпленькая неожиданно сменилась обжигающе-ледяной.
Когда я, посетив туалет, вошёл в душевую, там как раз заканчивала мыться куколка. Ну или, может, правильнее сказать — мальчишка лет восьми, из тех двоих, что пришли в Гнездо вместе со стратегом. Я не помнил, как его зовут, он ещё на спор учился играть что-то сложное на рояле, но у него не очень-то выходило.
Дня через три, кстати, получилось. Куколки очень быстро учатся.
— Привет, — сказал я.
— Здравствуйте, Максим! — выпалил мальчишка с неожиданным восторгом и выключил воду. — А правда, что вы на Селене сражались с врагами?
Откуда они все всё знают?
Гнездо сообщило?
— Правда, — сказал я.
Пацан подошёл к шкафу и взял полотенце, не отрывая от меня восхищённого взгляда.
— А вы расскажете?
— Как-нибудь потом, — сказал я, чувствуя себя довольно нелепо. — Помылся? Ну так иди, уроки сами себя не сделают.
— Вы стесняетесь? — удивился мальчишка. — А то вы могли бы мыться и рассказывать мне, пока я вытираюсь.
— Кыш! — сказал я.
Пацан обиженно посмотрел на меня, перекинул полотенце через плечо, сунул ноги в сланцы и вышел из душевой.
Не одеваясь. У куколок меняется отношение к наготе.
Да он ведь и пришёл сюда голышом, одежды-то у него с собой нет! Или те тряпки в углу — это то, в чём он был? Сейчас подберёт что-нибудь с пола и оденется…
Я вздохнул, разделся и пошёл мыться.
Конечно же, душ решил надо мной поиздеваться. Из лейки текла то холодная, то горячая вода. С непредсказуемым чередованием.
Может это у них часть тренировок? Чтобы были готовы к любым перепадам температуры?
Или всё проще, и монтировавшие душевую систему жницы что-то напутали в подключении?
Как бы там ни было, я вымылся, вытерся (полотенца, увы, были влажные), натянул джинсы (тоже влажные) и рубашку (пора бы сменить, факт). Вышел из душевой. И обнаружил Наську, стоящую в коридоре и явно меня поджидающую. Судя по мокрым волосам — тоже только что из душевой.
Куколка, слава Богу, оделась — в длинную чёрную юбку и голубую рубашку. Юбка была слишком велика, рубашка тоже. Ещё Наська явно экспериментировала с косметикой: щёки были неестественно румяные, губы алые, а под глазами синие тени.
— Максим! — выпалила Наська и обхватила меня за пояс. — Ты мой герой! Ты победил злодеев!
— Всё ради вас, прекрасная дама, — сказал я. — Меня ждёшь?
— Ага! Андрей сказал, что ты моешься. Я решила не заглядывать, тут подождать.
— Большое тебе человеческое спасибо! — выдохнул я. — Вот просто огромное!
— Ну я же понимаю, что ты человек, — снисходительно пояснила она, отлипнув. — Это мальчишки дураки. А где Дарина с Миланой?
Да уж, приватности в Гнезде — ни на грош. Тут и впрямь станешь без штанов разгуливать.
— Ты же знаешь, где, — ответил я.
— Не знаю.
— Ну так Гнездо спроси.
— Гнездо ответит, если Дарина разрешит.
— Девчонки в её в комнате.
Мы двинулись по коридору.
— Так и думала… — вздохнула Наська. — Вам как, поспать получилось?
Был у неё в словах второй смысл? Или мне уже мерещится?
— Получилось.
— Трудно тебе, да? — Наська, скосив глаза, с любопытством смотрела на меня.
— Слушай, — не выдержал я. — Давай я тебе про сражение на Селене расскажу?
— Да ну его! — куколка махнула рукой. — Я не люблю про сражения. «Пятого июня две тысячи четвертого года по времени Земли гарнизон Мердри-два обнаружил открытие портала над поверхностью планеты. В распоряжении гарнизона было две тактические группы стражей…» И полчаса про сражения и героизм! Надоело! Про отношения куда интереснее.
— Какие отношения? — спросил я, медленно закипая.
— Всякие! Вот твои, с Дариной и Миланой…
— У нас… — я запнулся. — Мои отношения — это мои отношения. И я не собираюсь их рассказывать всякой… всякой…
— Ну? — подбодрила меня Наська.
По её спокойному тону стало ясно, что мы опасно близки к ссоре.
