– Вальтер? – шепчу я с земли.
– Здесь.
От облегчения у меня замирает сердце.
Сколько лет прошло, а дом на дереве все как новый. Внутри сухо, хотя пыльно и бесприютно. И все же это надежное убежище от нечисти, шляющейся по улицам. Вальтер сидит на полу, обхватив руками колени, а я расстилаю на полу одеяла, чтобы ему было где спать. Он молчит и время от времени начинает дрожать. От еды Вальтер отказался, но ничего, поест завтра.
– Иди сюда, ложись, – наконец говорю я ему. – Тебе надо поспать.
– Разве я смогу заснуть? Мне надо узнать, как там отец, и дядя Йозеф, и мама. Она наверняка с ума сходит от страха. И вообще, а вдруг меня найдут, Хетти?
– Никому и в голову не придет искать тебя здесь. Это самое надежное убежище на ближайшие несколько дней, поверь мне.
– Я верю. Но… – Он тянется ко мне в темноте, берет за руку, – я не могу оставаться здесь долго. – Вальтер стискивает мои пальцы. – Тебе еще не пора возвращаться?
– Нет пока. Не хочу упускать время, которое нам еще осталось. Вернусь перед рассветом. И тебя не хочу оставлять здесь одного. Пока.
Он не отвечает, и мы молча укладываемся на пуховую перину и накрываемся одеялами. Постепенно бьющая его дрожь становится слабее, потом и вовсе проходит. Мы прижимаемся друг к другу в поисках тепла и защиты, ветер раскачивает могучее дерево под нами, и слышно, как ветки скребут и царапают стены дома снаружи, словно хотят проникнуть в него и оторвать нас друг от друга.
И все же мне спокойно в гнезде из перины и одеял, на вершине древнего дуба, вдали от безумия, овладевшего и этим городом, и всей нашей несчастной страной. Закрыв глаза, я зарываюсь лицом в шею Вальтера. Его запах сводит меня с ума. Никто не заберет его у меня. Я не позволю. Если бы только я смогла спасти его от всего, чем грозит ему будущее.
Мы лежим лицом к лицу. Вальтер меняет позу, и наши губы встречаются. Его поцелуй полон грусти, тревоги. Но постепенно я чувствую в нем перемену: место тоски занимает желание. Кажется, мы оба ощущаем одно и то же. Так вот, значит, что такое любовь? Это когда знаешь, что чувствует другой, не задавая вопросов? Его пальцы оживают, исследуют мое тело под одеждой.
– Может быть, хватит? – тихо спрашивает он несколько раз, дыша мне прямо в ухо. – Нам нельзя…
Да. Хватит. Пока еще не поздно.
– Нет, нельзя. – Я точно оказалась на краю пропасти, которая манит меня к себе. Я знаю, что надо отойти от края, но что-то тянет меня вперед, и сопротивляться этому невозможно. – Не останавливайся, – шепчу я каждый раз, – я не хочу, чтобы ты останавливался.
Когда я представляла себе этот момент, а я представляла его себе много раз, одна, в тишине спальни, мне и в голову не могло прийти, что это случится здесь, в темном, продуваемом ветром домике, зажатом между стволом и толстой веткой старого дерева в моем саду. Я всегда воображала роскошную постель с балдахином, где буду лежать на спине, вся в шелках, как кинозвезда, откинувшись на подушки и распустив волосы. Он овладеет мной, он будет говорить, что мне делать, а я буду подчиняться. Правда, я всегда боялась, что сделаю что-нибудь не так или что не понравлюсь ему без одежды. А после мы будем лежать и обнимать друг друга, я положу ему голову на грудь, а он будет улыбаться мне, счастливый и влюбленный.
И вот он пришел, тот миг, когда моя фантазия стала явью. И что же? Оказалось, что я во всем ошибалась. Я словно раздваиваюсь: одна я поднимается с пола и стоит рядом, наблюдая за второй мной, той, которая не замирает от стыда, ощутив себя совсем голой, той, чье тело лучше ее самой знает, что надо делать, той, которая не боится исследовать мужское тело не только руками, но и каждым кусочком своей плоти; и сама не боится открывать ему свои самые интимные части. И неудивительно, ведь, в отличие от того акта, который рисовался мне в моем воображении, этот, настоящий, состоит не только и не столько из сплетения тел. Он больше, чем толкотня вездесущих конечностей, чем влага, пот, запахи, кровь, боль и наслаждение. Он – соединение наших душ, которые наконец исполнили пьесу нашей любви, нашей отчаянной жажды друг друга, подогретой месяцами ожидания до состояния неистового кипения.
После мы лежим молча, но ближе, чем когда-либо раньше. Его сердце сильно и быстро бьется прямо у меня под ухом, пальцы проводят по моей обнаженной спине сверху вниз; касание легкое и щекотное, как перышко. Шевелиться не хочется, чтобы не нарушать магию момента. Я то засыпаю, то просыпаюсь вновь, и так проходит не один час.
– Мне пора, – наконец шепчу я в ухо Вальтеру.
– Я не хочу, чтобы ты уходила. – Он обнимает меня крепче.
– Пора…
До рассвета еще далеко. Против своей воли я разрываю объятия и возвращаюсь в дом. Между ног у меня мокро. Я пахну им. Сексом. Они все поймут…
Одна в своей комнате, я ложусь в постель и пробую заснуть, но бесполезно. То, что случилось со мной только что, снова и снова проигрывается у меня в голове. Энергия пузырится внутри меня, как шампанское в закупоренной бутылке, и я боюсь, что не засну уже никогда. Что же я натворила?
Достаю дневник и начинаю писать, просто чтобы провести время, которое неумолимо подползает к рас свету. Конечно, поверять дневнику свои мысли и чувства рискованно, но иначе мне не справиться с ураганом, который бушует у меня в мозгу. Ничего, найду для дневника другое место, куда не догадается сунуть свой нос Ингрид.
Что ты теперь обо мне думаешь? После того, что между нами было? С точки зрения закона мы совершили злодеяние. Самое большое из всех возможных. Я думаю о наших телах: наш пот, наша кровь слились воедино, смешались, и это уже не отменить. Я падшая и проклятая, и это навсегда. Но как вещь столь естественная и совершенная может быть злом? Да это и не зло. Я в это не верю. Вальтер самый лучший, он самый добрый и самый нежный. Нигде я не чувствую себя такой защищенной, как в его объятиях. Это они все ошибаются, а мы правы.
3 ноября 1938 года
– Сегодня в БДМ благотворительный вечер. Пойдем, Хетти? – уговаривает меня Эрна после занятий. – Тебе надо развеяться, – добавляет она, заботливо глядя мне прямо в глаза, – отдохнуть. И потом, я ведь тоже по нему скучаю. А мы с тобой не виделись по-настоящему с тех пор, как…
– Знаю. Просто мама приехала. Сегодня я должна побыть с ней. Но мы скоро увидимся, обещаю.
Эрна грустно улыбается в ответ, а я спешу домой.
Мама вернулась вчера. Страшно исхудавшая, угловатая, ломкая. В темных блестящих волосах, как всегда, уложенных в прическу, прибавилось седины. Глаза траурные, как и платье. Она улыбается, обнимает меня. Говорит, что рада быть дома, но я чувствую, что она как будто здесь и в то же время не здесь. Та мама, какую мы знали, осталась на кладбище рядом с Карлом.
Пообедав, мы рука об руку идем в цветочный магазин на углу Халлишештрассе. Рядом негромко цокает когтями по мостовой Куши.
