Это потенциальная проблема для каждой новой технологии и повод установить стандарты, которые защитят и технологию, и нас. Во многих отношениях меры предосторожности очевидны, но мы себе же во вред их игнорируем.
И все же ситуация не совсем безнадежна. Сочетание разнообразных технологий будет обращено не только во вред, но и на пользу. Это подтверждают технологии, упомянутые в начале главы, и сценарий с покером в главе 5. Распознавание выражений лиц, умные контактные линзы, квантовое шифрование… кто знает, какие еще чудеса современной науки объединились (или объединятся), чтобы такая конкуренция стала возможной. Это настоящий кембрийский взрыв систем и устройств, получивших за последние несколько столетий самое широкое распространение.
Легко рассуждать о многочисленных способах, которые помогли этим технологиям проявить себя, но в конечном итоге это всего лишь предположение. Вполне в духе названия этой главы казалось хорошей мыслью собрать все идеи воедино и спросить футурологов, что они думают об эмоциональном программировании, социальной робототехнике и эмоциональном искусственном интеллекте. Неудивительно, что их реакция разнообразна, но все же в некоторых вопросах мнение совпадает6.
Бывший футуролог компании Intel и идейный вдохновитель проекта «Робот XXI века» Брайан Дэвид Джонсон получил посылку от учителя, который рассказал о проекте своим пяти- и шестилетним ученикам:
Однажды я подошел к своему рабочему столу и увидел на нем конверт из оберточной бумаги. В конверте были рисунки и письма детей, посвященные роботам. Я был в самом деле растроган, потому что это было как снег на голову. Их учитель по-настоящему загорелся этой идеей. Когда я посмотрел все рисунки и прочел все письма, я заметил один любопытный факт. Большинство ребят писали что-то вроде: «Хочу, чтобы робот пел со мной. Хочу, чтобы робот со мной танцевал. Хочу, чтобы робот вместе со мной готовил печенюшки». Они не видели в роботах рабов. Они видели социальных партнеров, своих друзей.
Это в самом деле говорит о многом. Во-первых, отношение детей подтверждает, что глубоко внутри мы действительно социальные существа. Во-вторых, хотя для предыдущих поколений роботы были чуждыми и пугающими, у этих детей мало предрассудков: они видят в роботах равных и товарищей по играм. Это во многих отношениях знаменует будущее, в котором мы примем и впустим в свою жизнь новую технологию.
Британский футуролог Айан Пирсон изучал будущее на протяжении двадцати пяти лет, сначала в должности ведущего футуролога British Telecom, затем на посту главы консалтинговой компании Futurizon. Айан размышляет о том, как эмоциональный интеллект повлияет на конкретные аспекты искусственного интеллекта:
Сегодня ИИ подходит для многих целей, но для полноценной работы с людьми нам понадобятся машины, обладающие эмоциями. Люди будут лучше работать вместе с машинами и по-своему реагировать на окружающий мир. Я бы с удовольствием летал на самолете с автопилотом, который беспокоится о турбулентности так же, как и пассажиры, и скорее бы пошел лечиться к искусственному интеллекту, которому не все равно, буду я жить или умру. Большинство проблем искусственного интеллекта заключаются в эмпатии.
Люди не всегда делают логичные выводы. Чтобы понять, что нужно клиенту, машинам понадобится в какой-то мере им сопереживать, а значит, испытывать настоящие эмоции. Мы уже знаем, как это сделать в принципе, но важно, что мы работаем над воплощением этого принципа на практике.
Хотя большинству пилотов и врачей не все равно, будем ли мы жить или умрем, я считаю, что Айан имеет в виду ту степень участия, которую испытывали бы мы, окажись в подобной ситуации мы сами или наши близкие. До тех пор пока это участие не снижает эффективность работы и не оказывает на нее негативного влияния, оно может оказаться замечательным фактором, мотивирующим находить всевозможные творческие решения в ситуации, исход которой может в противном случае оказаться фатальным.
Томас Фрей – футуролог и глава Института да Винчи в штате Колорадо. У него несколько другой взгляд на возможности машин с эмоциональным искусственным интеллектом:
Я считаю, что люди – намного более сложные и гибко мыслящие, чем способны представить исследователи. Мы пытаемся скопировать познавательную способность человека, но никогда не сможем из неорганических материалов воссоздать искусственный интеллект, наделенный эмоциями.
Некоторые различия между человеческим разумом и искусственным заключаются в эмоциональной значимости, которую мы придаем всему, что нас окружает. Например, мы можем оценить мягкость красивой подушки, потому что нам приятно положить ее под голову. Искусственный интеллект сможет воспроизвести эту значимость, но не сможет понять ее причину.
Подобным же образом можно создать искусственный интеллект, который возьмет на себя инициативу при соответствии определенным критериям, например помыть грязный пол, но он все еще не сможет понять, чем это действие обосновано.
Искусственный интеллект не может по-человечески испытывать тревогу, стресс, гнев или страх. Люди могут постоянно находиться в сотнях физических и психических состояний, среди которых бессонница, клаустрофобия, клептомания, ксенофобия или нарколепсия, и все они считаются дефектом человеческого состояния. Но именно эти недостатки делают нас теми, кто мы есть. Без неудач нет мотивации к совершенствованию. Наше стремление и мотивация исходят из собственной незащищенности, и без этого множества физических и психологических недостатков все инициативы, которые только может проявить искусственный интеллект, будут результатом тщательного расчета.
По некоторым причинам это суждение может быть верно. Искусственному интеллекту предстоит развиваться, пока он в конце концов не достигнет предела разума. Но по причинам, о которых пойдет речь в главе 17, я склонен считать, что в пределах нескольких десятилетий он выйдет за этот предел. Эмоции и сложные сенсоры, которые позволят искусственному разуму постигать мир, могут оказаться для машин ключом, открывающим путь в ранее недоступные области7.
Городской футуролог и архитектор Синди Фрюэн из Канзас-Сити, штат Миссури, размышляет о будущем, в котором начинают размываться границы между человечеством и технологией:
Мы установили совершенно ненужные пределы и придуманные ожидания для машин, считая, что они станут не то богами, не то дьяволом. А они – всего лишь продолжение наших ценностей. Мы создаем машины, которых мы заслуживаем. Я думаю, что границы между людьми и машинами, естественным и искусственным, скоро перестанут иметь значение. Мы начнем выращивать машины и конструировать людей. Подобным же образом будут переплетаться рациональное и эмоциональное. Единственный способ добиться того, чтобы машины продолжали быть полезными для людей – добавить им эмоциональные характеристики. Значит, мы либо запрограммируем в них определенные значения и свойства (то есть они смогут быть мелочными, милыми, грубыми), либо запрограммируем их думать о наших эмоциях и реагировать на них. Например, я сажусь в машину сердитой, и она чувствует мое настроение и успокаивает словами и музыкой. У нас сложился индустриализованный образ машин, от которого пора избавиться. Люди полюбят своих собак-роботов и будут считать, что машины любят их взаимно. Люди с физическими недостатками или антисоциальным поведением получат необходимую индивидуальную помощь, как рациональную, так и эмоциональную, приспособленную под их нужды. Ограничение состоит лишь в том, что технология доступна тем, у кого есть деньги. И чем современнее технология, тем больше пропасть между теми, кто может, и теми, кто не может ее себе позволить.
