Казалось, в тот же миг мир разломился. Вместо того, чтобы провалиться в дыру, я отпрянул назад, поскольку оттуда вырвалось что-то большое и оттолкнуло меня в сторону. Что-то большое, суровое и быстрое.
Снорри замахнулся над головой, топор прорубил ключицу Бонарти По и глубоко засел в его груди. Тяжёлый сапог сломал рёбра, и викинг высвободил лезвие Хель. Ещё до того, как труп Бонарти коснулся пола, следующий удар норсийца сбоку отрубил ему руку по локоть, и топор дошёл почти до хребта.
Снорри с рычанием рванул за трупом, красная пыль взметалась с его волос и одежды. Изломанное окно в Ад за его спиной начало закрываться – реальность всё ещё могла себя залечить. Едва-едва.
Нежить заставила тело Бонарти ползти под градом ударов топора. Призраки взмыли вверх, пытаясь ослепить Снорри и вцепиться в него, но он их почти не замечал, глубоко врубаясь в плоть человека под собой. Потянулись белые усики в поисках новых тел, в поисках мертвечины, в которой можно поселиться, но северянин резво обрубал их. Если бы нежить была надёжнее связана с плотью, как в форме нерождённого, то тварь могла бы эффективнее управлять мёртвыми и живыми, чтобы восстанавливаться, но эта нежить необдуманно решила поиграть со своей едой, и так плотно связалась с Бонарти, что стала уязвимой.
Резня продолжалась, не стихая. Снорри знал, что его противник глубоко в плоти, лежащей перед ним. Я мельком заметил белизну нежити в том месте, где Снорри перебил хребет Бонарти. Секундой позже тварь начала отвязываться от останков трупа. Но, как и я, Снорри её видел – время, проведённое в мёртвых землях, добавило что-то его зрению. Его топор стал размытым пятном, рубя нежить, которая оказывалась твёрдой в те мгновения, когда пыталась освободиться от плоти. А может время, проведённое в Аду, придало топору Снорри такое лезвие, которое могло попасть даже по нежити, или кровь бесов его заколдовала – в любом случае, оно рубило.
В Тронде есть состязания, которые помогают избавиться от зимней скуки. В одном из них норсийцы рубят топорами пихту толщиной с человека, и побеждает тот, кто первым перерубит ствол. Атака Снорри на нежить была очень похожа на то состязание, и до того, как тварь сбежала из тела Бонарти, она оказалась почти полностью изрублена. В тот миг, как последний нервно-белый усик убрался из окровавленных останков, нежить свернула мир вокруг себя и выпала в мёртвые земли. Снорри со звериным рыком бросился следом. Если бы не моя стратегически подставленная нога, он исчез бы в Аду, преследуя свою жертву. А так он растянулся лицом вниз на роскошных, хоть и испачканных, коврах Гертета.
Я оглянулся на мертвецов, выглядывавших из дверей тронного зала. Возможно, если бы я не посмотрел, они бы и дальше так стояли, безучастно глядя на меня. Похоже, мой взгляд их оживил, и они все как один рванули вперёд.
– Поднимайся! – Я прыгнул к Снорри и попытался его поднять. Одно лишь прикосновение к нему снова дало моим рукам то ощущение смертной сухости, словно кожа стала бумагой, словно жизнь высасывалась из плоти. – Поднимайся! – Легче было бы поднять лошадь.
Снорри оттолкнулся руками и поднялся на ноги к тому времени, как мертвецы до нас добрались. Нежити уже не было, так что они утратили скорость, но всё равно, их было много.
Но численность, похоже, не имела значения. Снорри шёл через них, как коса. Это напомнило мне о моей славной победе над мальчишками с вёдрами в оперном театре. Снорри одолевал мертвецов, как принц Красной Марки одолевал напуганных уличных оборванцев. Топор – отличное оружие для такого дела. Меч это язык: он говорит красноречивым голосом насилия, отыскивает жизненно важные органы врага и убивает его. Топор же только рычит. Наносимые им раны разрушительны, а топор Снорри едва ли не каждым ударом отнимал голову или руку.
Спустя две минуты норсиец стоял в центре устроенной им бойни, посреди пары десятков трупов, настолько изрезанных, что некромантия уже не могла сделать из них ничего опасного. Я пошёл за ним следом в тронный зал, бросая нервные взгляды через плечо, высматривая новых врагов, которые могли приближаться по коридору. У многих мертвецов в ножнах на поясах были мечи. Я взял тот, что с виду был выкован для дела, а не для представления.
– Ты… в порядке? – Я осматривал зал. Снорри, покрытый чужой кровью, стоял, опустив голову и тяжело дыша. Он держал топор у бёдер – одна рука рядом с лезвием, другая на дальнем конце древка. Выглядел он неважно. Как и зал: каждая поверхность здесь была испачкана, трон свален, гобелены растоптаны, и всё воняло смертью и разложением. – Снорри? – Он выглядел почти как незнакомец.
Он поднял голову, уставившись на меня из-под чёрных волос – непроницаемый, способный на всё.
– Я… – Его первое слово мне с тех пор, как мы разделились в Аду. Для меня прошло несколько месяцев – сколько жизней по ощущениям прошло там?
Из тёмного угла зала, из-под гобелена – на котором раньше была вышита серебром какая-то победа, и который теперь был заляпан кровью и грязью, – поднялся покойник и бросился на Снорри сзади, таща за собой вышитую ткань, словно знамя. Снорри, почти не глядя, ударил вбок, топор был словно продолжением его руки. Голова покойника отлетела, его тело запнулось, и он рухнул.
– Я обрёл покой, – сказал Снорри, подошёл и заключил меня в воинские объятья.
ДВАДЦАТЬ
– Лиза! – я вырвался от Снорри, и чуть не споткнулся об один из истерзанных трупов, усеивавших пол большого зала Гертета. – Лиза!
– Девушка, на которой ты хотел жениться? – Снорри сделал шаг назад, словно впервые обратив внимание на окружающее.
– Надо бежать! – Я бросился в сторону главных дверей. – У меня семья в беде.
Снорри закинул топор на плечо и направился за мной, перешагивая разбросанные части доспехов и изредка дёргавшиеся трупы.
Огромные двери тронного зала Гертета косо перекрещивались – каждая висела лишь на одной петле. Я пнул левую створку, и она качнулась назад. Вестибюль напоминал роскошно украшенный склеп.
– Боже. – Кто-то принял здесь бой – возможно, элита бабушки. Обезображенные тела усеивали залитый кровью пол, среди них валялось с дюжину болотных гулей, а многие мертвецы до сих пор были разбухшими и перепачканными вонючим речным илом.
– В какой мы стране? – спросил Снорри из-за плеча.
– Это дворец в Вермильоне. Мой дядя попробовал поиграть в короля. Получилось не очень.
От главных дверей Миланского дома остались одни обломки, дерево посерело от сухой гнили, испорченное прикосновением нежити. Мы спустились по ступеням, Снорри со щитом, который он взял у мёртвого стражника.
– Это ж вроде не в твоём духе? – посмотрел я на него, подняв бровь.
– Стрелы гулей ещё меньше в моём духе. – И он пошёл за мной по лестнице.
Несколько брошенных факелов продолжали гореть, окружая дом ореолом слабого света. Здесь всё было почти так же, как внутри. Изломанные трупы, разбрызганная кровь, полдюжины мертвецов на виду – они бесцельно бродили, по крайней мере пока первые из них не заметили нас.
