– Иисусе, нет! – я машу рукой, надеясь, что жест выглядит отрицательно. – Да что вы, северяне, так и норовите себя резать? Я помню, как ты в прошлый раз пробовал на мне это своё викингское дерьмо. Может, просто пожмём руки?
Снорри ухмыляется.
– Ключ будет связующим звеном. Ты возвращаешься в мир. Я остаюсь здесь. Кровь нас свяжет. – Он режет свою ладонь, я вздрагиваю, глядя на это. Кровь выступает там, где проходит острие кинжала.
– Откуда ты всё это знаешь? – Я всё ещё надеюсь, что есть способ мне обойтись без порезов. Поднимается тёмный туман, отталкивая свет назад. Души разбегаются. Они знают: приближается что-то плохое. Внезапно я уже готов разрезать свою проклятую руку, если благодаря этому получится наконец убраться отсюда. И всё равно, я стою – дружба Снорри держит меня в точности так же, как она почти затащила меня через дверь в Ад. – Кровь нас свяжет? Ты ведь это только что выдумал?
Снорри встречается со мной взглядом и слегка пожимает плечами.
– Если я чему и научился у Кары, так это что в магии значение имеет только воля. Слова, заклинания, свитки, ингредиенты… это всё для вида. Или лучше сказать, они как оружие для воина – но по-настоящему значение имеет только сила руки воина. Он может убить тебя и руками, с оружием или без. – Он протягивает окровавленную руку над ключом. – Это будет наше связующее звено. Когда откроешь дверь, ты меня найдёшь.
Тьма сгущается вокруг нас, становится холодно. А Снорри этого словно не замечает: в нём нет никакого страха. Зато во мне его с лихвой хватит на нас обоих. Вой в ночи усиливается, словно его издаёт тысяча волков… когда подожжёшь их. Уже близко. Близко, и быстро приближается.
– Как я вообще найду дверь? Как узнаю, что ты готов вернуться? Боже, послушай, я должен идти…
– Тебе нужно пожелать, чтобы так оно и было. – Снорри убирает руку. На ключе нет крови, хотя она капает из его стиснутого кулака. – Это сработает – или не сработает. Кара собиралась открыть путь для моего возвращения. Кара, или Скилфа, если Кара принесла бы ключ своей бабушке, как обещала. А теперь у меня есть только ты, Ял. Так что не теряй ключ, и жди моего зова.
Я убираю ключ.
– Я буду ждать. – Это никудышная ложь. Я даже не знаю, что значит "ждать зова". Ключ на моей груди становится теплее, словно неправда ему приятна. Я пытаюсь придумать последние слова для Снорри. "Прощай" звучит помпезно. "Будь осторожен" – явно не то, что случится.
– Задай им жару.
Вой звучит так громко и близко, что это уже почти как удар. Я бегу, бегу на свет, этот изумительный, живой свет, не отрывая взгляда от дверей.
– Будь осторожен! – кричит Снорри мне вслед. – Они будут тебя испытывать.
Мне это не нравится, но испытание или не испытание, а я отправляюсь домой.
Уже у двери я проношусь мимо души юной женщины, выходящей наружу. В её призрачных очертаниях я вижу ужас. Она бежит, съёживаясь, словно в любой миг на неё может броситься огромный орёл. Я делаю практически то же самое, только бегу в противоположном направлении.
Тьма накатывает за мной, словно волна на берег, обгоняет меня со всех сторон, наступает на пятки. Я пролетаю в дверь, умудрившись поскользнуться на пороге, и растягиваюсь головой вперёд в коридоре. В ужасе глядя назад, я вижу, как чернота врезается в здание, дверь становится прямоугольником ночи, толчки сотрясают пол, но ни клочка тьмы не проникает в проход, где я лежу, и ни капли ужаса снаружи не видно. Если она и воет там – я её не слышу.
Я поднимаюсь, стряхивая с себя пыль, по-прежнему нервно вглядываясь во тьму снаружи. Наконец решаюсь отвернуться и глянуть в зал судий. Это не то, чего я ожидал. Нет ни зала суда, ни душ, стоящих в очереди в ожидании вердикта в отношении своей жизни, ни трио Зевсовых сволочей, сидящих на местах судей. Нет ничего, кроме длинного коридора – слишком длинного для этого здания, хотя оно и огромное. В дальнем конце что-то ярко горит – синее, зелёное, многообещающее. Мне нужно лишь идти вперёд, и я окажусь дома. Я совершенно в этом уверен. Мне не нужен даже ключ Лжеца. Это истинный путь, по которому может пройти праведный.
Я делаю шаг вперёд, и вдоль обеих стен появляются двери. Простые деревянные двери через каждые десять ярдов, их тут десятки. Я делаю ещё один шаг, и все двери распахиваются, сначала ближайшая, мгновением позже следующая, и так далее, словно волна проходит в сторону далёкого сине-зелёного обещания.
Легко пройти мимо комнат за первыми дверями. Первая слева пуста, за исключением брошенного кошелька. В комнате справа тоже ничего нет, кроме разбросанных серебряных монет. Следующая пара пуста, за исключением брошенного меча и маленькой закрытой шкатулки.
– Вы меня искушаете? – легко смеюсь я и шагаю дальше, даже не глядя в комнаты, мимо которых прохожу.
Сотня дверей остаётся позади, и я останавливаюсь, словно врезавшись в деревянный столб. Самый приятный запах в истории ароматов проникает в нос и помимо воли поворачивает мою голову. В комнате слева накрыт стол. Простой стол без скатерти или столовых приборов, и на нём стоит деревянная тарелка, на которой лежит половина зажаренного цыплёнка, источающая пар. Мой рот мгновенно наполняется слюной, живот скручивает в тугой требовательный узел. Каждая частичка моего тела кричит о том, как она хочет этого горячего жареного мяса. Я так долго жил с голодом в Аду, что всё тело буквально воет в ответ на призыв хорошей еды.
Всхлипывая, я отворачиваюсь, и тут же вижу в комнате напротив простой кубок из чистого стекла, до краёв наполненный водой. Только увидев его, я уже знаю, что это чистейшая ключевая вода, журчавшая из-под древних скал, и стоит мне лишь испить её, влить в изжаренное смертным прикосновением горло, как жажда в тот же миг исчезнет. Для того, кто никогда не испытывал жажды засушливых земель смерти, может показаться безумием мысль, что человек может пожертвовать собой ради стакана воды. Но чтобы это понять, это надо пережить. Я весь пересох в пустыне Саха́р. Но это ничто по сравнению с жаждой, которую чувствует человек, проведший день в Аду.
Но всё равно, я отрываюсь от этого зрелища и ковыляю дальше. Всё тело болит от резко проснувшейся в нём жизни из-за близости мира после такого долгого похода по землям мёртвых. Всё больше запахов набрасывается на меня, и каждый приятнее предыдущего. Яблоки, карамель, свежевыпеченный хлеб… пиво. Свежее пиво, благоухающее хмелем… журчание из крана чуть не развернуло меня. Мельком я вижу комнаты: в одной луг, залитый солнцем, в другой – конь, готовый к скачке, великолепный зверь, с мышцами, бугрящимися под тёмной шкурой, способный мчаться галопом весь день. Там есть комнаты, где сокровища лежат целыми кучами, столько золота, что можно купить королевства целиком. Я сосредотачиваюсь на отдалённом прямоугольнике зелёной травы и голубого неба, который приближается с каждым шагом. Моя воля железная. Я понимаю, что это испытание, и меня не свернуть.
Я в двадцати ярдах от последней двери. Вижу голубое небо, зелень сада, стену за ним. Выглядит как королевский сад за конюшнями гонцов. Я бегу.
