– Я знаю, – говорит он и ловит меня, пока я снова не упал. – И любому, кто ради друга идёт через Ад, не за что извиняться.
– Я… – Звук вдали избавляет меня от новых глупостей. Слабый звук, который потом стихает. – Что это?
– Я тоже слышал.
Я так долго не слышал ничего, кроме ветра, что странный крик кажется полным предзнаменований.
Звук раздаётся снова, на этот раз громче.
Ялан.
На этот раз громче, чем просто моё воображение. Голос, который произносит моё имя, или по крайней мере издаёт звуки, похожие на моё имя, превращая его во что-то незнакомое.
– Бежим? – Оказывается, во мне осталось больше сил, чем я думал. Недостаточно для бега – это просто болтовня со страху, – но сил хватает, чтобы идти с приличной скоростью.
– Пойдём дальше, – Снорри идёт впереди.
– Но что это?
– А ты как думаешь? – спрашивает он.
Ялан. Похоже на то, как произносила моё имя мать. Так ребёнок старается воспроизвести оба слога. Я не хочу этого говорить, словно если озвучить мои страхи, они станут реальностью, но каким-то образом я знаю, что идёт, что нас выслеживает. В Аду с его специфическим недостатком направлений все твои страхи довольно быстро тебя отыщут. Это моя сестра и нежить, связавшая себя с ней, разлагающая её душу. Если они убьют меня здесь, то моя смерть пробьёт дыру, через которую они смогут явиться в мир живых. Нерождённая королева, наездник и скакун, родится в мёртвую плоть спустя столько лет после зачатия. И весь потенциал моей сестры высвободится в мире в руках нежити… Если честно, это лишь вишенка на жутко невкусном торте – меня не волновало уже всё после части "убьют меня здесь".
– Это свет? – указываю я.
– Да. – Снорри подтверждает, что это у меня не галлюцинации из-за смертельного страха.
ЯЛАН! Доносится вой сзади – издалека, но недостаточно издалека. ЯЛАН! Оказывается, я могу бежать.
Снорри бежит трусцой рядом со мной, и луч света с мучительной медлительностью разделяется на несколько, очерчивая крышу и множество поддерживающих колонн огромного здания. Всё из белого камня, в точности как мы друг другу описывали.
Души теснятся в темноте возле двора. Время от времени по ступеням спускается новая душа – прозрачное воспоминание о мужчине или женщине. Оно не держится за определённую форму, но меняется от воспоминаний о своей жизни, в основном о мгновениях ужаса. Никто из них не задерживается там, куда падает свет – они бегут, пока тьма их не поглощает, словно свет судей жжёт их. Они движутся от Снорри, и от меня. Возможно, на жизнь, которая всё ещё теплится в нас, больно смотреть глазами, которых уже нет.
Мы останавливаемся в сотне ярдов от зала с множеством колонн. За колоннами высятся широкие белые стены, каждый дюйм которых украшен сценами из легенд. Наклонное освещение резко очерчивает наши лица. Даже с такого расстояния тот свет обещает журчащую воду, тёплый воздух и зелёные растения.
Воздух здесь кажется хрупким, словно живым от возможностей. У меня появляется то чувство, как когда души мёртвых прорываются из мира живых, и в прорехи, оставленные ими, я мельком замечаю голубое небо. Здесь нет дверей. Я чувствую ключ на своей груди, сначала холодный, а потом горячий, вибрирующий за гранью слышимости. Когда Кара говорила, что дверь между жизнью и смертью повсюду, это были всего лишь слова. Эту дверь посреди Ада мне не увидеть – с тем же успехом я мог бы искать её на торговой площади тёплым деньком в Вермильоне. Но здесь… здесь кажется, она рядом, только протяни руку. Здесь кажется, что нужная мне дверь может просто появиться из ничего и оказаться прямо передо мной. Мир живых соблазнительно близок, нужно лишь… чтобы случилось что-то мелкое, вроде запоздавшего слова, сорвавшегося, наконец, с кончика языка, и я увижу дверь…
Снова раздаётся моё имя – вой, теперь уже громкий, отражающийся эхом от стен, периодически изменяющийся звук, то пустой, то яростный, полный голода и злобы. Я делаю ещё шаг в свет.
– Снорри, ты должен пойти со мной. – Сложно произносить эти слова. – Ты уже повидал это место. Ничего хорошего отсюда не вынести.
Я жду его гнева, но никакого гнева в нём нет. Он опускает голову, отказываясь смотреть на свечение впереди.
– Арран Вейл.
– Что? – я хочу уйти, но остаюсь.
– Помнишь Аррана Вейла?
– Хм. – Мне бы бежать, но меня не пускает храбрость Снорри. Его представление о том, какой я, держит меня на месте. Мне бы бежать к залу – а вместо этого я стою и пытаюсь ему ответить. Арран Вейл? В уме проносятся имена, лица и места, дюжины, сотни, все встречавшиеся в наших долгих путешествиях. – Возможно… долина в Роне? Возле того маленького городка с одной церковью и тремя борделями, где…
– Дед Хеннана, внук Лотара Вейла.
– Кто ж забудет Лотара Вейла? Героя, о котором никогда не слышал, пока тот старик не назвал его имя!
– Неважно. – Снорри поднимает голову и смотрит на меня своими голубыми глазами. – Важно то, что у Аррана Вейла была история, корни, то, ради чего стоит жить, ради чего стоит дать отпор.
– Я помню только, что ты и Туттугу собирались расстаться с жизнями возле старого фермера, которого только что узнали, и только чтобы защитить его лачугу с бесполезным содержимым от викингов, которые возможно даже и не захотели бы с ним возиться. – Земля уже дрожит, пыль начинает плясать. Моя сестра близко и быстро приближается.
– Хорошо прожитую жизнь не станешь компрометировать, только чтобы протянуть ещё один день.
– Ну… – На зачитывание списка того, что сделал бы я, чтобы прожить ещё один день, понадобился бы как раз тот самый дополнительный день.
– Смысл в том, что есть вещи, ради которых я готов умереть. Есть времена, когда нужно дать отпор, чего бы это ни стоило. А если уж мы с Туттугу сделали то, что сделали, для деда Хеннана – старика, которого, как ты верно сказал, мы не знали, – тогда что, по-твоему, я готов сделать ради своих детей? Ради своей жены? Не имеет значения, смогу ли я победить.
Этот разговор у нас был и раньше. Я не ждал, что Снорри изменился, но иногда ради друга стоит хотя бы попытаться.
– Удачи! – Я хлопаю Снорри по плечу и иду прочь. Темнота позади него кажется гуще, словно на нас надвигается буря. Она там, в самом центре – та, чьи губы знают моё имя, моя безымянная сестра и нежить, которая носит её душу.
Я уже в пяти ярдах, когда он говорит:
– Покажи мне ключ.
Я вытягиваю руки, одну в сторону Снорри, другую к двери зала судей.
– Я должен идти! – Адская ночь кипит чернотой за его спиной, и снова доносится вой, такой громкий, что он заглушает мои возражения. Каждый волосок на мне встаёт дыбом.
Но всё же я вытаскиваю ключ на шнурке из-под рубашки и бегу назад к нему. Снорри берёт кинжал с пояса и прижимает лезвие к ладони.
