– Да. – По крайней мере, так у меня будет время состряпать подходящую ложь. Если я расскажу правду о том, где я был и что видел… ну, это вывернет им желудки, и они пожалеют, что поели.
Махуд и ещё один из сыновей уселись возле меня и принялись курить, передавая друг другу прекрасно выточенную длинную трубку из морской пенки. Судя по вони, они жгли в ней мусор. Я отмахнулся от трубки, когда они предложили её мне. Спустя полчаса я расслабился и лёг на спину, слушая ха'тари вдалеке и глядя на блестящие звёзды. В Аду очень быстро определение понятия "хорошая компания" сводится к "не мёртв". Впервые за целую вечность я чувствовал себя уютно.
Через некоторое время толпа у котелков поредела, и череда слуг стала заносить в самый большой шатёр результаты своего труда. Прозвенел гонг, и братья вокруг меня поднялись.
– Завтра мы увидим Хамаду. А сегодня будем пировать. – Махуд, тощий и угрюмый, выбил свою трубку на песок. – Сегодня я не встретился в оазисе со многими старыми друзьями, принц Ялан. Мой брат Джамин должен был встретиться со своей невестой. Хотя мне кажется, с этим он бы повременил, по крайней мере на день-другой. Будем надеяться, что в твоих предупреждениях есть смысл, иначе мой отец потеряет лицо. И ради наших братьев в песках будем надеяться, что ты ошибся. – С этими словами он пошёл прочь, а я поплёлся за ним следом в светящийся шатёр.
Я наклонился, откинул полог, закрывшийся за Махудом, и замер, мгновенно ослеплённый светом пары десятков фонарей с колпачками. Песок покрывал роскошный широкий шёлковый ковёр с изумительными красными и зелёными узорами. Там, где можно было ожидать стол и стулья, лежали коврики поменьше. Семья шейха аль Хамида и приближённые сидели вокруг центрального ковра, уставленного серебряными тарелками с горами еды: жёлтые, белые и зелёные горки ароматного риса; миски фиников и оливок; маринованные, сушёные и сладкие полоски верблюжьего мяса, сильно поджаренные над открытым огнём и усыпанные пыльцой пустынной розы; дюжины других блюд с кулинарными изысками.
– Садись, принц, садись! – Шейх указал на моё место.
Я вздрогнул, заметив, что половину сидящей за столом компании составляли женщины. Причём, прекрасные юные женщины, одетые в нескромное количество шёлка. Элегантные запястья прятались под впечатляющим количеством золота блестящих браслетов, а тщательно выделанные серьги спускались каскадами из множества лепестков, прикрывая обнажённые плечи, или собирались во впадинках между ключицами.
– Шейх… я и не знал, что у вас есть… – Дочери? Жёны? От своего невежества я захлопнул рот и сел, скрестив ноги, куда он мне указал, стараясь не тереться локтями с темноволосыми виде́ниями по обе стороны от меня, каждая из которых была соблазнительной, как суккуб, и каждая потенциально – смертельная ловушка.
– Ты не видел, что среди нас ходят мои сёстры? – Удивился один из младших братьев, чьё имя мне не запомнилось.
Я открыл рот. Это были женщины? Под кучами ткани у них могло быть по четыре руки и рога́, я бы и не заметил. Я благоразумно не позволил отвисшей челюсти издать ни звука.
– Мы закрываемся и ходим, чтобы ха'тари были довольны, – сказала девушка слева от меня – высокая, стройная, элегантная и вряд ли старше восемнадцати. – Этих пустынных людей легко потрясти. Если они приедут на побережье, то, должно быть, ослепнут, не зная, куда деть глаза… бедняжки. Даже Хамада – это уже для них слишком.
– Зато они бесстрашные бойцы, – сказала женщина слева от меня, возможно одного со мной возраста. – Без них пересечь бесплодные земли было бы сущей пыткой. Даже в пустыне есть опасности.
Напротив нас ещё две сестры делились наблюдениями, поглядывая в мою сторону. Старшая засмеялась во всё горло. Я отчаянно уставился в её подведённые тушью глаза, стараясь не смотреть в сторону полной покачивающейся груди под воздушным шёлком с россыпью блёсток. Мне была отлично известна репутация либанской аристократии – будь то вездесущие принцы, редкие шейхи или сам калиф: все они с легендарным рвением оберегали своих женщин, и из-за малейшего страстного взгляда готовы были кровно мстить столетиями. Что они сделали бы с человеком, который обесчестил девицу, оставалось на волю воображения.
Я раздумывал, не видит ли шейх во мне возможность для брачного союза, раз уж он посадил меня среди своих дочерей.
– Я очень признателен за то, что ха'тари меня нашли, – сказал я, не отрывая взгляда от еды.
– Мои дочери: Лила, Мина, Тарелль и Данелль. – Шейх благосклонно улыбался, указывая на каждую по очереди.
– Очень приятно. – Я представил себе все позы, в которых эти девушки могут быть приятны.
Словно прочитав мои мысли, шейх поднял свой кубок.
– Мы не настолько строги в своей вере, как ха'тари, но наши законы соблюдаем железно. Ты желанный гость, принц. Но, если только не обручишься с одной из моих дочерей, не прикасайся к ним и пальцем, если, конечно, желаешь его сохранить.
Я покраснел и зашумел:
– Сэр! Принц Красной Марки никогда…
– Прикоснись к ней не только пальцем, и я преподнесу ей в подарок твои тестикулы, которые позолотят, чтобы можно было носить их в качестве серёг. – Он улыбнулся, словно мы обсуждали погоду. – Пора есть!
Еда! По крайней мере, здесь была еда. Мне хотелось обожраться до такого состояния, что не осталось бы места даже для малейшей похотливой мыслишки. К тому же мне просто хотелось есть. В мёртвых землях голодаешь. От мига, когда туда попал, до мига, когда оттуда убрался, ты голодаешь.
Шейх забубнил свои языческие молитвы на языке пустыни. Это заняло чертовски много времени, и мой живот тем временем начал бурчать, а во рту потекли слюнки от всего, что было расставлено передо мной. В конце концов все присутствующие вставили по паре слов, и на этом дело кончилось. Все головы в ожидании повернулись к входу в шатёр.
Два пожилых слуги вошли внутрь с главными блюдами на серебряных тарелках, которые были квадратными, по арабскому обычаю. Сидя на полу, я мог видеть лишь горы еды, поднимающиеся над блюдами – несомненно, жареная баранина, с учётом резни, устроенной ранее. О боже, да! Мой живот заурчал, словно лев, привлекая одобрительные взгляды шейха и его старшего сына.
Слуга поставил передо мной мою тарелку и двинулся дальше. Освежеванная голова барана уставилась на меня, источая лёгкий дымок. Варёные глаза внимательно смотрели на меня – или, быть может, дело было в ухмылке безгубого рта. За рядом удивительно ровных зубов виднелся свёрнутый тёмный язык.
– Ах. – Я со щелчком закрыл рот и посмотрел влево, на Тарелль, которая только что получила свою голову.
Она одарила меня сладкой улыбкой.
– Изумительно, не правда ли, принц Ялан? Такой пир в пустыне. Вкус дома после стольких тяжёлых миль.
Я слышал, что либанцы, если не прикоснёшься к их еде, становятся почти такими же нервными, как если прикоснёшься к их женщинам. Я снова посмотрел на источающую пар голову, из которой вокруг неё вытекали соки, и подумал, насколько далеко я от Хамады, и как мало ярдов смогу пройти без воды.
