– Намного сильнее, – сказала Кара. – И крутится быстрее, приближаясь к пределу разрушения. – В утреннем свете её красота казалась неземной, в глазах виднелась та странная размытость, которая появлялась, когда она занималась колдовством, а от её косичек поднимались отдельные волосинки, словно мы стояли в центре электрической бури. Сила Колеса эхом отражалась в ней.
***
– Сколько ещё? – Ландшафт сменился на низкие холмы и изогнутые долины родины Хеннана. Небо над головой наливалось жёлто-фиолетовым цветом и закручивалось в огромную спираль с центром прямо впереди нас.
– Примерно мили на две меньше, чем в прошлый раз, когда ты спрашивал, Ял. – Снорри ехал первым, покачиваясь в такт поступи своего коня. Из-за него я не видел ничего, кроме широких плеч в кожаной накидке и густых чёрных волос, опускавшихся ниже шеи.
– Миль двадцать, наверное, – сжалилась надо мной Кара.
Хеннан ехал со мной на Убийце, сидя на куче одеял, привязанных к моему седлу. Его словесный поток иссяк, когда мы добрались до границ земель Колеса, где его дед когда-то пас коз. На этот раз мы ехали с юга и не видели никаких признаков жизни, ни двуногой, ни четвероногой, если не считать пары воронов, круживших на западе.
Местность ещё не стала такой искажённой и чужеродной, какая встречается далее, но всё вокруг казалось неправильным – трава неубедительного зелёного оттенка, и ветер, который нёс шёпот и выстукивал странные ритмы тростником, обильно росшим вокруг болот в долине.
– Вы их видите? – спросил Снорри.
– Нет. – Я надеялся, что это плоды моего воображения. – Что это?
– Плоды твоего воображения, – сказала Кара за моей спиной, стараясь успокоить свою лошадь.
– А-а, хорошо. – Казалось, вокруг нас с обеих сторон вдалеке шагали тёмные фигуры, и исчезали всякий раз, когда я смотрел прямо на них, или, так и не проявившись, оставались неопределёнными пятнами вдали, словно ворсинка в глазу.
– Плохо. Очень плохо. – Кара огляделась по сторонам. – Колесо дотягивается сюда и начинает наполнять плотью наши страхи. Я ожидала чего-то подобного, но намного ближе к нему.
– Чёрт. – Многонедельный запас хороших намерений испарился, словно снежок, брошенный в печь. – У нас никогда не получится. У нас нет ни единого шанса. – Я немало времени переживал о том, что буду делать, если мы действительно попадём в сердце Колеса, каким-то образом позволив себе не обращать внимания на то, как именно мы туда попадём. Когда я уставился на смутные фигуры, некоторые из них начали выглядеть более плотно, более резко очерченными. Одна особенно потемнела и начала отращивать длинные тонкие ноги… – Чёрт! Надо бежать! – Я дёрнул поводья Убийцы. В прошлом он уже уносил меня галопом от опасности, сможет и повторить.
– Ялан! – Пронзил меня голос Кары, и мои руки ослабли. – Тебе нужно успокоиться, очистить разум!
– Очистить разум? Какого чёрта ты несёшь? – Мой разум это кипящий котёл. Мне никогда не удавалось успокоить его голоса – даже когда я наслаждался кубком вина на балконе после кувырканий в постели, мои мысли были бурлящей мешаниной всякой всячины. – Я не могу!
– Тогда сконцентрируйся на чём-то другом, вспомни что-нибудь хорошее, что-то спокойное.
– Я… Проклятье, ни о чём не могу думать! – Любой образ, всплывавший в моём сознании, быстро превращался в какой-то жуткий кошмар, и вдалеке уже новая прозрачная тень темнела и начала принимать форму ужаса из моей головы. Я подумал о Лизе де Вир, но только представил её, соблазнительно украшенную полосками света и тени, как моё вероломное воображение принялось раздумывать о том, как Колесо может нанести мне вред с её помощью – и вокруг её рта тут же опала плоть, открыв треугольные зубы в жадной пасти. – Мне нужно убираться! Из-за меня нас всех убьют!
Я дёрнул поводья Убийцы, но Снорри наклонился и схватил их одной рукой.
– Ял! – Он щёлкнул пальцами перед моим носом. – Тебе не нужно очищать свой разум, не нужно наполнять его чем-то хорошим, тебе нужно просто слушать. – Снорри снова повернул Убийцу в сторону Колеса и пустил свою лошадь медленным шагом. – Рассказ проведёт человека через тёмные места. У историй есть направление. Хороший рассказ направляет мысли человека по нужному пути, не давая возможности сворачивать в сторону, не оставляя места ни для чего, кроме истории, которая перед тобой разворачивается.
– Снорри, и что у тебя за история? – спросил Хеннан. – Про ётуна, который украл молот Тора?
– Боже, только не надо твоих саг о монстрах! – Я уже видел их – из тумана выходили ледяные гиганты, в точности такие, как Снорри их описывал.
– О, эта история намного мрачнее. – Снорри повернулся в седле и посмотрел на нас. – Но если я буду рассказывать правду, то у вас в головах не останется места больше ни на что. Вы не сможете думать о том, как Хель выйдет из Колеса, потому что я и так раскрою её перед вами.
Вот так, направляясь верхом в сторону Ошимского Колеса, Снорри вер Снагасон впервые заговорил о своём путешествии по Хель. Возможно, способность Снорри рассказывать истории всегда-то была чем-то сродни магии, а в такой близости от Колеса эти лёгкие чары превратились во что-то могущественное. Я знаю лишь, что слова текли вокруг меня, и словно в плохом сне, я снова был в Аду, видя лишь то, что открывала мне история Снорри.
Снорри отворачивается от здания с множеством колонн – зала судий, – и смотрит в Хель, в ночь, которая ожила от порыва ветра её приближения. Ялан! Это кричит сухой воздух. Ялан!
И вот она стоит перед ним – ребёнок не старше его милой Эйнмирьи, бледная как призрак, но с каким-то внутренним свечением. Исчезла. А теперь завихрение ветра открывает её справа – стройная юная женщина, с пустыми глазами, одетая лишь в жгуты того, что её оседлало. Она наклоняет голову набок, изучая Снорри с чужеродным любопытством. Снова заговаривает ветер, его голос жалит песком и холодом. Теперь она – бледный и тихий младенец, лежащий справа от Снорри, и смотрит на него глазами, которые темнее ночи в Хель. Усики связанной с ней нежити поднимаются вокруг неё, словно прозрачные змеи, а их свет лишён теплоты. Ребёнок, который никогда не видел мира, и нежить, которой она была отдана – обе сплетены вместе, ждут, когда станут нерождённым в землях живых.
Ялан!
– Я не он, – говорит Снорри.
Нерождённая шипит, её очертания искажаются в какую-то уродливую тварь без постоянных чётких форм, и на передний план выходит нежить.
– Ты же чувствуешь это, не так ли? – Говорит Снорри. – Что кто-то из твоих уничтожен? Он вышел в Хель против меня, и теперь он – ничто. – Снорри поднимает топор. – Хочешь тоже попробовать?
Ветер взвывает, призрачная нерождённая разлетается на части, и, кружась, мчится в сторону зала судей. Снорри содрогается и опускает топор, надеясь, что ему удалось купить Ялу достаточно времени, чтобы он сумел вырваться.
Вдали – там, где стих ветер, и темнота снова опустилась на землю, с которой поднялась, – виднеется мёртвое небо. Оно цвета печали и нарушенных обещаний. Снорри снова начинает идти, и боль, жажда и голод Хель проникают в его тело, так что каждый шаг – это для него очередное сражение.
