– Я… – Всегда нелегко проглотить гордость, особенно такую несносную, как моя. Но страх темноты победил, и резко развернувшись, я вернулся назад за тремя фонарями со стеклянными колпаками, висевшими на крюках под карнизом лачуги. Потом пошёл к остальным, и моё достоинство требовало не торопиться. Но собачий вой, который эти твари издают, завидев жертву, выбил из меня все остатки достоинства, и я, грохоча фонарями в руках, бросился ко входу в шахту.
Шаткие деревянные лестницы, связанные покрытыми солью верёвками, исчезали в каменистой глотке, зияющей в полу пещеры в пятидесяти ярдах от входа. Прямо над ней ослепительно голубым кругом пронзала крышу древняя дыра того же диаметра. Я сунул один фонарь Снорри, а другой Каре.
– Нет времени зажигать! Вниз! – И от страха перед гончими я помчался вперёд, таща Хеннана за собой. Меня не остановил даже зловещий треск лестницы под моим весом. Я в горячке карабкался вниз, а вокруг поднималась поглощавшая меня темнота. Вверху я услышал рычание, скрежет когтей по камню и рёв Снорри, страшнее, чем любого зверя. Что-то пролетело мимо меня, обдав ветерком. Собака, понадеялся я. Ещё немного ближе, и она сбила бы меня со ступенек.
Спустя целую вечность, содрав руки об непереносимо горячие ступеньки, покрытые солью, я спрыгнул на твёрдую землю.
– Вы спускаетесь? – Мои слова потерялись в пустоте наверху, тьму которой пронзал лишь единственный кусочек неба невероятно высоко вверху.
– Да. – Хеннан, где-то высоко.
– Да. – Голос Кары. Немного ближе. – У тебя есть орихалк?
Я отошёл от лестницы, освобождая ей место, и начал шарить по карманам в поисках металлического конуса. Только шагнув, я вступил в скользкую плохо пахнущую грязь и чуть не потерял равновесие. Орихалк никак не находился, и я уж думал, что потерял его в реке, пока пальцы не коснулись металла, который так сильно засверкал, что почти ослепил меня. Пульсирующее свечение открыло несколько фактов: во-первых, изгибы зада спускающейся по последним ступенькам Кары; во-вторых, останки большой тёмной гончей; и в-третьих, то, что я принял за грязь, оказалось внутренностями вышеупомянутой собаки – тварь разорвало при падении. Четвёртый и наименее приятный факт состоял в том, что это был далеко не конец нашего спуска, а скорее узкий уступ, с которого спускались новые лестницы. Весь этот уступ был меньше шести квадратных ярдов и по большей части покрыт месивом из собаки. Мои пятки стояли в дюйме от тёмного и бесконечного обрыва за моей спиной, и я от потрясения снова поскользнулся. Обе ноги вырвались из-под меня и свалились за край. Орихалк выпал из моей руки. Грудь с хрустом ударилась об камень, руки инстинктивно потянулись вперёд, пальцы искали, за что ухватиться, и целую секунду, за которую я чуть не обмочил штаны, я висел на углу планки, плотно прижавшись к обрыву, а мои ноги искали опору.
– Держу! – Кара бросилась вперёд, её рука схватила моё правое запястье за удар сердца до того, как погас свет орихалка.
Казалось, мы висели так целую вечность. Из меня выбило дух, поэтому я не мог подорвать притязания на героизм криками о помощи или мольбами всем богам. В конце концов, когда воздух стал поступать в отбитые лёгкие, я услышал удар кремня по стали, и зажегся фонарь. У лестницы стояли Снорри и Хеннан, Кара лежала в останках собаки, зацепившись ногой за нижнюю планку – и это было единственное, что удерживало нас от смертельного падения.
Снорри потребовалось время, чтобы поднять меня – казалось, ему не хватало обычной силы, и, поднимая меня, он застонал от напряжения, а его рубашка на раненом боку окрасилась тёмным. Когда я наконец поднялся, Кара всё ещё стряхивала с себя самые крупные ошмётки собаки. А ещё я заметил пару кусочков и на себе. Хеннан подобрал орихалк, и я убрал его в карман – мы с Карой уронили свои фонари за край, так что вскоре мне мог понадобиться собственный источник света. Что бы ни затевали люди с собаками, их не было видно на фоне яркого пятна над головой. Я вытер рот, и оказалось, что он весь в крови. Наверное, я прикусил язык, когда врезался в край обрыва.
– Пошли. – На этот раз Снорри полез первым.
Я последовал за Карой, спускаясь осторожно, поскольку сапоги всё ещё были скользкими, и вся грудь болела сверху донизу.
Второй участок спуска оказался длиннее, чем первый, а круг неба стал маленьким и далёким, как луна. На меня начала давить тяжесть невообразимого веса скалы вокруг нас. Я прошёл от ледяных гор севера, чтобы похоронить себя под прожаренными холмами Флоренции, и что бы ни ждало нас внизу, видимо, наше путешествие подходило к своему концу. Столько миль, столько месяцев, и ключ Локи, сопровождавший нас на каждом шагу – главная причина наших долгих перемещений. Я подумал, что бог обмана, должно быть, смотрит на нас из просторов Асгарда и смеётся над шуткой, которую только он по-настоящему понимает.
Видения явились в худший момент из возможных – когда мои руки ныли от слишком долгого спуска, ладони взмокли от пота, и тьма окружала со всех сторон. Над головой тянулась громадная толща скалы и неизвестно какой обрыв подо мной. От вкуса крови в меня хлынули воспоминания. В этом не было ничего удивительного. Остатки заклинания Кары всё ещё меня отравляли, полыхая магией, текущей по венам, расширяя простое заклинание в то, что грозило раскрыть во сне всю историю моего рода. Во мне оставалось подозрение, что вёльва именно это и планировала. Уж точно, погрузив меня в сон на несколько недель, она получала намного больше возможностей поработать со Снорри и украсть ключ, если он ей его не отдаст.
Видение увело мои мысли от нынешних подозрений к прошлым событиям. Мы с Алисой преследовали Синюю Госпожу – гнались за ней по дворцу в личные покои старшего Голлота, того, кто по легенде был настоящим наследником последнего императора Адама Третьего, хоть и незаконнорожденным племянником. Мы никогда не рассказывали эту историю слишком громко. На самом деле мне её рассказали только на мой двадцать первый день рождения, чуть больше года назад. Поскольку ничто так не объединяет врагов любого королевства, как законное право на престол Империи.
Пока я спускался, память так ярко рисовала на темноте погоню моей бабушки, что перекрывала мне зрение, и я видел перекладины лестницы, совершенно их не замечая, а в голове мелькали белые коридоры, упавшие стражники, сломанные двери и быстрая бесстрашная Алиса Кендет, бегущая впереди меня.
Мы мчались мимо кровавой резни, изо всех сил гнались за своей целью, и всё равно прибежали слишком поздно – мимо останков элитных телохранителей Голлота Первого у дверей спальни старика. Синяя Госпожа срубила троих человек в латных доспехах. Бог знает, какую магию она использовала, и чего ей это стоило. Это были самые проверенные воины, преданные вне всяких сомнений, смертоносно владевшие мечом и кинжалом. Все лежали разбитые, словно их превратили в стекло и ударили молотком, и острые края их ран сглаживало то, что из них вытекало.
В спальне старика с картинами моря на стене мы обнаружили короля, который был бы императором, если бы не ложь, вероломство и война. Он покойно лежал на постели, прижимая к груди кровавый цветок своей жизненной силы. Если вы жили где-нибудь, где на каждом шагу встречаются статуи императоров, то сразу бы поняли, что из него вытекла их кровь. Я видел это в линии его подбородка, в наклоне носа, в ширине его плеч, хоть и поникших от смерти.
