А Егор Петрович продолжал говорить:
— Я бизнесмен, Слава. Ты — продукт, который будет очень хорошо продаваться. Не только твои песни, но сам ты. И потом, согласись, месть будет гораздо слаще и полновесней, если ты сменишь Ермака на Олимпе? Добрым меня, конечно, трудно назвать. Но так сложились обстоятельства, что я могу воплотиться для тебя в роли доброй феи. Если ты согласишься примерить платье Золушки, разумеется.
Славкины губы свела судорога. Егор Петрович посмотрел на него и вдруг безудержно расхохотался.
— Ты не так меня понял! Оха-хо-ха-ха! К чёрту платье! Аха-аха-хо-о-о! Я совсем про другое! Ох-хе-хо-ха! Видел бы ты своё лицо-о-о-о!
Славка уже почти не сомневался, что бредит.
— Пойдём-ка. Я кое-что тебе покажу.
Егор Петрович резво встал с кресла и, напевая себе под нос Славкину песню, направился в дальний конец кабинета. Славка с трудом поднялся на ноги и, покачиваясь, поплёлся следом. Они остановились возле широкого стеклянного стеллажа.
— Что ты здесь видишь? — спросил Егор Петрович, указывая на полки.
Всего полок было три. И все они были заставлены человеческими фигурками высотой с мужскую ладонь.
Сначала Славке показалось, что перед ним коллекционные солдатики эпохи «старой монархии», выполненные в традиционном стиле «жиру». Первая фигурка, которую он выцепил взглядом, была облачена в тёмно-синий мундир с золотыми эполетами, пуговицами и россыпью крохотных орденов на груди. Рядом стояло ещё несколько человечков в военной униформе. Он уже, было, открыл рот, чтобы озвучить свою версию, когда понял, что перед ним вовсе не солдатики из далёкого прошлого, а самое что ни на есть современное общество.
На самой верхней полке расположились «светлые», представленные не только маршалами и генералами в парадной искусно раскрашенной до мельчайших подробностей униформе. Тут были и промышленники в деловых костюмах, и дамы в пышных кринолинах, и подростки в ярких современных одёжках. Все фигурки были исполнены так мастерски, что при более тщательном рассмотрении можно было разглядеть не только складки на одежде, но и более мелкие детали — морщинки на лицах и ноготки на крохотных пальцах. На тонких розовых запястьях обитателей верхней полки Славка разглядел золотые и серебряные полоски браслетов.
В самом центре этого сверкающего сообщества стоял золотой трон тончайшей работы, на котором восседал, улыбаясь в ухоженную бороду, монарх-президент в белом кителе. А в человечке, стоящем справа от трона, Славка узнал самого Егора Петровича.
— Это же вы! — не удержался от удивлённого возгласа Славка.
— Скажу больше, — поднял указательный палец Егор Петрович. — Все эти статуэтки сделаны с реальных людей. Вот смотри…
Он отворил створку стеллажа, аккуратно вынул одну статуэтку и протянул её Славке.
— Возьми. Это будет твой трофей.
Славке в руку легла тяжёлая фигурка, в которой он без труда распознал Ермака. «Золотой голос России» был облачён в свой любимый голубой с золотым шитьём концертный костюм. Маленькими розовыми ручками он держал перед губами микрофон, будто жадно пил из бутылки. Совсем как на том плакате, что висел в «общежитии».
— Ему тут больше не место. Я хочу, чтобы на этой полке стояла твоя фигурка, Слава. Понимаешь, для чего ты мне нужен?
Но Славка всё еще не понимал. Только что он готов был покончить с собой. Только что он униженно рыдал на коленях перед девочкой-куклой. И вот он во Дворце, в великолепном кабинете разговаривает с величайшим человеком эпохи.
— Твоя фигурка появилась бы тут так или иначе, — продолжил Егор Петрович. — Но от тебя зависит, на какую именно полку я её поставлю. Взгляни как следует.
Славка снова посмотрел на стеллаж.
Левую часть средней полки занимали «красные» судари и сударыни — чиновники регионального уровня; офицеры МГБ, МЧС, МВД и Министерства обороны, приравненные по своему званию к «красной» категории граждан, но носящие на своих запястьях служебные унэлдоки иных цветов; руководители госучреждений и крупных коммерческих предприятий. Справа расположились «синие» граждане: улыбчивый заводской рабочий в мешковатой робе (совсем как у отца), держащий в руке большой гаечный ключ; таксист-извозчик в форменной чёрно-жёлтой каскетке и с большой номерной бляхой на груди; врач; учитель; сидящая за кассовым аппаратом продавщица в сине-белом сарафане с крохотным голубым кокошником на голове; ученик средней школы в ученической шинели и фуражке; ученица в кружевном фартуке поверх тёмно-синего платья — и многие другие фигурки из той жизни, про которую Славка уже почти забыл.
«Синие» фигурки казались чуть короче «красных», и только приглядевшись, Славка понял — почему. Хоть полка у «красных» и «синих» была общая, между двумя её половинками была ступенька, и получалось, что «синие» стоят немного, всего на пару сантиметров, ниже «красных». Условность. Но в жизни эта крохотная и почти незаметная разница была практически непреодолима. В реальности редко кому удавалось перепрыгнуть эти два сантиметра и перебраться с красной части полки на синюю.
В самом низу расположились «белые»: дворник в оранжевом фартуке, грузчик с коробками, лесоруб возле коряжистого пня, уборщица, работник каменоломни с тачкой, проститутка, прихорашивающаяся перед зеркалом, пара детей-сирот — мальчик-подросток и совсем маленькая девочка.
Тут тоже была ступенька, понижающая уровень полки. И на другой половине стояло всего две фигурки.
Славка узнал обоих: Дядёк и Чита. Крепсы.
Мини-Чита была изображена в своём любимом коротком красном сарафане. Она стояла, сложив в умоляющем жесте две ладони перед лицом. Именно такой видел её Славка в последний раз, когда она просила Михаила за него. Только на голове у игрушечной Читы красовался яркий кокошник с лентами, которого в обычной жизни Славка на ней никогда не видел.
Мини-Дядёк был в своей обычной косоворотке, подпоясанной бордовым кушаком, широких штанах и в лаптях. Мастер изобразил его точащим косу, хотя обычными деревенскими косами даже в деревнях уже мало кто пользовался.
Но Славка смотрел на Читу. Её маленькая копия так же, как и оригинал, пленяла его. Ему очень хотелось, чтобы в его руке сейчас оказался не игрушечный Ермак, а она. Лучшего «трофея» и вообразить было трудно. Он бы мог никогда с ней не расставаться. Он бы мог вспоминать…
Его уши начали краснеть, а взгляд, казалось, намертво прилип к стройным смуглым ногам статуэтки.
— Тут! — Голос Егора Петровича вывел Славку из оцепенения. — Ты мог бы стоять тут. Рядом с этой девкой и моим братом…
Поначалу Славка пропустил последнюю фразу Егора Петровича мимо ушей, представляя себе, как бы его фигурка смотрелась рядом с фигуркой Читы. Но фраза вернулась, ударила о край сознания, как бьёт тяжёлый бронзовый язык о купол колокола.
Он обернулся и непонимающе посмотрел на хозяина чудесного кабинета и всей России.
