— И что? Была бы в его прошлом сильная история, Коля, наверное, рассказал бы. Это ж какая должна быть трагедия? Нет… скорее всего просто ранняя седина. Бывает и такое.
— Я не о причине сейчас — баба Маня все уши прожужжала о том, чтобы я огляделась и увидела белое. Ну не снег же, Лян? Я уже и в эту сторону думала — он выпадет и жизнь совсем наладится. А теперь…
— И все равно — никаких телодвижений с твоей стороны?
— А я сделала, что было велено — увидела. Дальше не рискну. Больше не хочу.
— Больше — боюсь, — поправила меня она.
— Боюсь, — согласилась я с облегчением — все-таки полезно иногда выговориться: — О чем мы с тобой говорим сейчас? Два года прошло. Го-да!
— Не орел мужик? — недовольно протянула Алёна.
— Или просто я не его орлица, — улыбалась я, — ты бы меня тогда видела… Орел он, орел — не дернул же на выход сразу, как увидел?
— А спрашивал о тебе зачем?
— Знакомое лицо увидел, узнал… может. Умеем мы себе надумать…
Мы поговорили еще, но уже легко и со смешками, убрались на кухне и разошлись спать.
Хорошо поговорили. И все я Алёне сказала правильно — как чувствовала. Страшновато было… не хотелось больше потрясений и разочарований. И потом — у меня уже были мечта и цель, пускай и кратковременные: подкопить к лету деньжат и махнуть куда-нибудь вдвоем с Анжелой. В Грецию или Италию, например. Хотелось перемен и экзотики, аутентичной еды других народов, а не местных ее реплик, ярких впечатлений и сильных ощущений. Это не так много, но главное — вполне реально. Склеивать и латать жизнь нужно не спеша, аккуратно, постепенно… получая при этом по возможности удовольствие.
Ноябрь, декабрь… потихоньку и разговор этот и та встреча забывались, стираясь с памяти. Но тогда, вернувшись домой от Дружаниных, я странно себя чувствовала — чего-то ждала. Копаться в себе и пытаться объяснить такое — глупо. Но я очень хорошо когда-то поняла что-то похожее — в той песне про Алёшу, когда старенькая мать увидела на экране давно погибшего на войне сына, поднимающегося в атаку. Вернувшись из кино, она опять… снова ждала его. Наперекор времени и любым доводам разума. Сердце просило и верило, и она снова ждала, что вот-вот… сейчас он постучится в окошко — с войны. До слез, на разрыв песня!
У меня был не настолько тяжелый случай, но странное ожидание, похоже, имело те же корни — всколыхнулось что-то в памяти, подпиталось непонятной надеждой после слов Алёны и готово! Но недолго — всего дня три я была настороже, в этой самой тревожной тишине прислушиваясь к шагам на лестничной клетке, к шуму лифта… Потом будто опомнилась, пришла в себя. И стало забываться. За заботами, отчетами, предчувствием праздника…
Ёлку я не заказывала, объяснив Николаю, что стала гринписовцем, поэтому в ёлочные списки меня не включили. Но двадцать шестого декабря прозвучал звонок в дверь, и я тихонько похромала открывать — накануне ушибла ногу, рухнув с обледеневшей ступеньки. Все, как обычно — я даже не переживала. Вот если бы обошлось без эксцессов, как раз тогда бы задумалась, а так…
За дверью стоял он. С ёлкой. Минута молчания… вернее — пауза… Спросит сейчас фамилию и вручит ёлку, а я скажу, что ошибся и все — снова думай о нем и снова…
— Ирина Максимовна, здравствуйте, — чуть вкрадчиво и так мягко: — Вашей фамилии на этот раз не оказалось в списках, и я решил, что это ошибка… может чья-то забывчивость.
— Нет, Максим Сергеевич, — отмерла я, — мы с дочкой решили отказаться от живых ёлок.
— А причина, если это не секрет? Вы разрешите мне войти? — шагнул он к двери вместе с деревцем.
— Да, конечно — входите, — открыла я дверь шире. Щеки начинали гореть. Сейчас потеть начну. Господи… Нужно быстро объяснить причину внезапно пробудившейся любовью к живой природе и выпроводить его. И снова жить спокойно.
— Э-э-э…. вам интересно почему мы отказались от ёлки?
— Да — любопытно. Все-таки бесплатно и с доставкой, — улыбался он.
— А-а… потому, что они прорастают, — нашлась я, — и даже ветки выбрасывают.
Тут на его лице нарисовалось настоящее удивление, а я уже психовала — из-за его недоверия или потому что блею тут…
— У нас даже есть видео и фото — ёлка распустила веточки — мягкие, салатного цвета, все по-взрослому. А потом мы ее выбрасывали… дочка плакала. И я тоже. А на…. зачем нам опять эти переживания? Вот из этих самых соображений, — выдохнула я с облегчением и дежурно улыбнулась, собираясь прощаться.
— Серьезно? — надежно прислонился он к стенке прихожей, будто заякорился: — Но это же не молоденькие ёлочки, а самые верхушки больших, спиленных на хлысты. Потому и пушистые такие. И… я, конечно, верю, что так бывает, но все-таки взглянул бы, если можно на эти фото… или видео.
— Поверьте на слово, — отрезала я, — зачем вам все это, Максим Сергеевич? — пришлось спросить прямо. Невнятно блеять было уже как-то стыдно.
— Чтобы завязать разговор и ближе познакомиться с вами, Ирина Максимовна. Вы мне давно нравитесь и очень сильно, — ответил он, глядя в глаза. Прямо, уверенно, убедительно ответил… и будто бы честно.
— Понравилась… еще тогда? — уточнила я, — тогда вы что-то долго шли.
— Были на то причины. И прошлый раз мне открыл ваш бывший муж, а я неправильно все понял. Потом… снова увидел вас в части, спросил у Николая Георгиевича, ну и воспользовался вот… — скосил он глаза на ёлку, а щека у него нервно дернулась. Я внимательно смотрела и увидела это. И поняла, что ему тоже сейчас непросто, а может еще сложнее, чем мне. Точно — тяжелее, потому что меня-то как раз сейчас подымало… и несло куда-то вверх.
— Проходите, пожалуйста, только разувайтесь, Максим Сер…
— Давайте просто — Максим? Проще и… намного приятнее.
— А почему бы и не сделать вам…? — отвернулась я, улыбаясь. Вдруг захотелось шалить и рискованно флиртовать. Меня просто распирало от эмоций! Настроение взлетело воздушным шариком. И никакого опасения, никаких раздумий о том, что слишком быстро… что хорошие, путёвые баррикады так просто не сдаются — их берут с боем. Но — легко же! Мне опять было легко, тепло и необыкновенно уютно рядом с ним — надежно. Ужасно хотелось верить и делать это «приятно». Пока только по минимуму — обращаясь по имени, но все же?
— Тогда и вы ко мне — по имени? Ну, вы тут… и заносите ёлку в гостиную, а я пойду переоденусь, — вспомнила я о том, что опять не при параде.
— Не стоит, Ира, — сразу воспользовался он моим согласием, — вы замечательно выглядите.
— Может такое быть… но чувствую я себя не очень уверенно, — похромала я из прихожей.
— Что случилось? — донеслось вслед, — что-то у вас с ногой?
— А! — отмахнулась я, — обычное дело — скоро Новый год.
— Флюс из той же обоймы? — тихо смеялся он.
— Ну да, — оглянулась я, чтобы увидеть сияющее мужское лицо. И меня тоже… тоже буквально разрывало от того, что творилось где-то внутри. И я тоже, наверное, сейчас светилась. Потому что он, не глядя, прислонил ёлку к стенке и шагнул ко мне.
