Перед подъемом на гору — выездом из села, меня действительно практически выбросили из машины. Выскочила фельдшер, выпуская меня, спрыгнула с подножки я и машина сразу же рванула с места и понеслась навстречу реанимобилю, скрывшись за гребнем холма. Постояв немного, я побрела в сторону дома бабы Мани.
От меня ничего уже не зависело. Все что могла — сделала. Будто и прямой вины нет, а виновата смертельно. А это больно, оказывается. Совесть, в сильном ее проявлении, это очень больно и очень плохо для провинившегося.
И, наверное, все-таки меня еще не отпустило. Что там и как работает? Механизма процесса, что шел сейчас в моем мозге я не понимала. Заторможенность, растерянность, скудность и однобокость эмоций… Перед этим на короткое время захлестнуло чем-то таким — давящим, злым, удушливым и почти сразу схлынуло. Пустота теперь внутри, дыра… хотя соображаю будто нормально. Непонятно… и неважно.
Что-то я сумела объяснить Ольге, что-то говорила она. Телефон у нее я отобрала и положила в прихожей на тумбочку, объяснив совершенно спокойным голосом:
— Не нужно звонить. Он не ответит — занят.
Потом навалилась усталость, и я села отдохнуть прямо на пол. Потом пила коньяк, раздевалась в ванной, мылась… Надев большой белый халат, лежала, вся сжавшись, на старинной кровати — удобной, но вида странного: металлические шишечки на выступах изголовья и в ногах отсылали по времени далеко назад. Пушистая ткань одежды, теплое одеяло, да и коньяк, наверное, тоже… все это помогло унять внутреннюю трясучку. Я угрелась и даже расслабилась, а там и поплыла…
Мне даже что-то снилось. Вначале непонятное: пейзажи разные, но все в зарослях сухих сорняков — крепостные развалины, какой-то ров, газетный киоск и заправка — все сплошь… а потом — баба Маня. Почему-то одета она была в тот сарафан — голубой, с огромными ромашками, в котором я тот раз приезжала в Длинное. Ей шло. И года для нее будто откатились назад — открытые плечи были округлыми, кожа молодой, как и лицо со знакомыми чертами. Глаза выглядели не такими линялыми, как я помнила, а гораздо ярче и голубее. Баба Маня участливо смотрела на меня, ее губы шевелились, приговаривая:
— Не дурей, девка, не дурей… И не смотри уже на темное — втемяшилось тебе… оглянись вокруг — белое разгляди.
Проснулась я ближе к вечеру. Подхватилась, будто подкинуло и сразу созвонилась с дочерью. Потом стала звонить Анжелиной классной. Вкратце обрисовала ситуацию и попросила забрать дочку на ночь к себе. Алёне звонить не стала — ей некогда с детьми, а Николай мог быть занят на службе. Кроме того, пришлось бы выдать ей всю информацию с подробностями, а на такое я еще не была способна. Да и многое еще нужно было выяснить, что я и собиралась сделать — где-то в доме слышались голоса. И будто бы мужской тоже.
Крепко затянув пояс халата, прошла на кухню. Олег сидел за столом, над тарелкой с ереванской толмой.
— Как там? — замирая, спросила я.
— Жив. В коме. На вертолете… да, наверное, уже доставили — в область. Французское гражданство… — ответил он, будто с облегчением откладывая нож и вилку в сторону.
— Это хорошо? — напряженно спросила я.
— Ну… внимательнее точно будут, — пожал он плечами.
— Алеша уснул, — появилась в дверях Ольга, — ты почему не ешь? Ира, а вы будете?
— Да, спасибо, только чуть позже, — кивнула я, — Олег, что говорят врачи?
— Что все плохо, — честно ответил он, — и нужно готовиться к худшему. Кровь у него и так — говно, а яд еще и разлагает там что-то… тромбоциты, сосуды? Много яда — вызревшего и… экземпляры были крупые. Все плохо, Ира. Но пока еще жив. Сказали — это уже хорошо. Странно хорошо.
— Странно хорошо?! Зачем, Олег? Зачем ты прикармливал его фотками Анжика?
— «Прикармливал»? — вскочил он из-за стола и забегал по кухне: — А он не имел права видеть даже ее фотографии? Потому что когда-то тебя обидел? Он попросил, я выслал! И это нормально — он отец, бл*дь! Ненормально, когда вообще насрать — есть эти дети или нет их!
— Олег… — тихо заговорила Ольга, присаживаясь рядом со мной.
— Оля… или выйди или не мешай нам, — попросил он ее. Именно попросил — не рявкнул.
— Я хотела сказать — ты никогда не ругаешься. Значит… сейчас тебе очень плохо. Может, накапать успокоительного? — спокойно объяснила она, но поясок халата теребила — тоже нервничала.
— Накапай, — улыбнулся вдруг ее муж, — грамм по сто для начала — нам всем.
Она плавно поднялась и пошла к кухонным шкафам.
— Я — пас, — подняла я руки, — почему ты не сказал мне, Олег?
— Зачем? — просто спросил он.
— Не знаю… — растерялась я, — ты общался с ним все это время?
— Та-ак, — присел он напротив, — наверное — да, нужно говорить. Тогда слушай! Перед тем, как съе*ать…
— На, Олежка, — сунула ему в руку простую стопку Ольга, — тебе не идет, чуточку придержи язык.
— Извини… Простите, девчонки. Черт-те что творится — не верю! Все нормально и вдруг… просто не верится, проснуться хочу, — опрокинул он в себя стопку и стукнул пустой о стол. Ольга пригубила из своей.
— Ладно… перед тем, как уехать в Москву, он зашел к нам. Оставил для тебя деньги.
— Дома были деньги — не так много, но были.
— Я не знаю, Ира. Просто рассказываю… его накрыло. Я слышал, что так бывает. Сам не испытал — Бог миловал. Но говорят, что бывает и ломает так, что готов руки лизать, как преданная собака, ноги мыть и воду пить, как говорится. И это неподконтрольно, мимо мозга совершенно.
— Верю, — глухо согласилась я, — только почему он не сказал мне об этом, почему бежал, как трусливая тварь?
— Потому что трусливая тварь, — пожал плечами Олег, — десять лет прошло, Ир…
Глава 8
— Причины тебе…? Все очень просто — всегда! Это вы — женщины, любите усложнять, а жизнь не детектив — тут все просто. Ушел молча, потому что струсил. Каждому поступку можно придумать сто обоснований и тысячу причин. Но первопричина всегда одна.
Я отвела взгляд, тупо уставившись на стол. Солонка, кружевная салфетка, хлебница… а у меня до озноба! А у меня перед глазами — шелестящий змеиный клубок! И перекошенное от боли мужское лицо.
Олег внимательно смотрел на меня.
— Сегодня тоже все было просто, и ты ни в чем не виновата, не выдумывай то, чего нет. Это в мужских генах, на уровне инстинктов — защитить и спасти. Не он, так я. Думать времени не было. Просто он добежал первым.
Ольга шевельнулась рядом, дотянулась и погладила его по руке.
— Ты не прав — не каждый мужчина так сможет.
— Значит он не мужчина, Оля! Блин… — чуть помолчал он, отвернувшись: — Не верю, что позволил втянуть себя в эти разборки — отвечаю за него я, хотя ни хрена почти не знаю. Но все же просто? Примитивно! Хочешь, сложу тебе всю событийную цепочку, руководствуясь теорией простоты? Самый короткий путь. Это и будет правдой.
