Он точно помешался. Константин Зверев не только бездушный бандюган, а ещё и сумасшедший психопат.
– Прости, если оскорбил. Прости, если обидел. Всё для тебя сделаю! Только полюби меня. Прошу… Ты обязательно полюбишь! А в награду за чувства получишь то, в чём всю жизнь нуждалась…
Алексея?
Я хочу лишь его!
В нём я всю жизнь нуждалась.
А всё остальное можешь себе в одно место засунуть.
Подумав об Алексее, на глазах снова горькие слёзы брызнули.
– Так, девочка моя, успокаивайся, иначе твои слёзы действуют на твоего будущего мужа, как соль на рваную рану… Давай-ка мы лучше развеемся немного? Как насчёт в город прокатиться?
Я ничего не ответила. Молча слушала приговор, озвученный устами персонального палача. Который все говорил, говорил, говорил, поглаживая мои волосы, руки и даже ноги.
Но последняя просьба окончательно разорвала мне сердце:
– И да, самое главное… Никто не должен знать, что ты согласилась стать моей на выгодных условиях. Сейчас ты напишешь расписку о том, что клянёшься своей жизнью, а также жизнью своих детей, включая сироток, что никогда, никому и ни при каких обстоятельствах не расскажешь всей правды. Путь народ думает, что ты тоже влюбилась, когда жизнь мою спасала. Что тебя так же, как и меня, переклинило. Крышу сорвало! Наизнанку вывернуло после того, как губ моих коснулась. Сначала ненависть, а затем безумная любовь… Не, ну представляешь, какая замечательная история получится? Удивительная сказка, по которой Голливуд заплачет! Я прям уже в уме рисую весь этот шикарнейший спектакль нашего с тобой знакомства. Он такой крутой… хищный волк, а она… маленькая хрупкая овечка, ужаленная коварной судьбой… Золушка в современной интерпретации.
Мне захотелось собственные глаза выцарапать, уши зажать ладонями, лишь бы не слышать всего этого адского бреда.
Но Зверев продолжал бесконечно тараторить бредни.
– Давай, миленькая, присаживайся, – закончив трепаться, он усадил меня за стол, бросив ручку с листом, нещадно выдранным из моего любимого ежедневника. – Пиши, Настюшка. Пиши! Временный договор. А завтра уже с адвокатом всё оформим.
И я написала. Через силу. Через боль. Ненависть и отчаяние.
Глотая слёзы, кусая губы, дырявя собственными ногтями нежную кожу рук, когда ручку держала.
Как жаль, что никто и никогда не узнает, скольких усилий мне это стоило.
Рука не слушалась. Дрожала, пока я пыталась вывести на бумаге собственный приговор. Крупные капли падали на бумаги, быстро впитывались, оставляя уродские разводы на чернилах. В каждом слове делала ошибку. Потому что ни руки, ни мысли больше не принадлежали сознанию.
А последнее предупреждение вообще разрушило всяческие надежды на спасение, окончательно превратив меня в ничто. В бесполезный мешок с кровью и костями.
– Повторяю в последний раз… Никто и никогда не должен узнать всей правды. Пусть окружающие верят в силу любви. Пусть думают, что ты любишь меня так же сильно, как и я тебя. А так оно и будет. Со временем. Вот увидишь! Но самое главное, моему сыну не говори. Этот дуралей считает, что его папка не способен влюбить в себя ту женщину, которая действительно полюбит. Меня, а не мои вкусные денежки.
Вот и всё.
С этого момента я стала просто игрушкой. Которую купили. Как вещь. Как стол или стул. Я не имела права высказывать своё мнение. Теперь я стала собственностью. Собственностью Константина Зверева, на которую наложили строжайшее табу.
* * *
После принудительного подписания «контракта на любовь», Константин улыбнулся до самых ушей. После чего взял меня под руку, пригладил примятую юбку, заправил торчащую блузку, расправил спутанные волосы и походкой горделивого самца направился к выходу.
Всё это он делал сам. Своими чёрствыми руками. А я терпела. Терпела, стиснув зубы, закрыв глаза. Потому что уже прямо сейчас должна была начать учиться терпеть. Терпеть то, как он ко мне прикасается, обнимает, улыбается, раздевает… То, как касается самых сокровенных мест и даже то, как пользуется моим телом.
Как подумаю о всех этих гадостях – сердце кровью обливается.
Нет! Не потому, что он на двадцать лет старше и тем более не потому, что урод… А потому, что сердце к другому рвётся. И оно, наверно, никогда не успокоится.
Константин на первый взгляд выглядел очень даже молодо для своего возраста. Лишь незначительные проблески седины намекали на истинную зрелость. А так он был очень красив. Как его сын. Практически. Разница была, конечнр, колоссальная. Как в цвете глаз, так и во всем остальном. Особенно в энергетике. Некоторые девушки с ума сходят от таких мужчин, мол, опыта у них больше, денег, власти. Но не я. Я кроме Алексея теперь вообще в жизни ничего другого не вижу. Словно заболела им. И боюсь… лекарства от этой болезни не существует.
Когда мы под руку вышли во двор, охранники одновременно рты поразевали, а нянечка моя чуть было с лестницы не упала:
– Что встали, бездельники? Случилось у нас кое-что с Анастасией! Любовь случилась! Вот так вот просто, резко и внезапно. Да, милая? – ко мне обернулся, с силой сжав локоть.
«Только вякни, сука, какую-нибудь глупость! И ты труп» – утверждала его звериная хватка.
– Д-да, – скрипя зубами, я попыталась выдавить нечто, похожее на улыбку. Скорей всего не улыбку, а натянутую маску счастливой избранницы завидного бизнесмена-холостяка.
– Вот это да! – хором отозвались шавки, – Поздравляем, босс! Как так-то?
– Я вам потом всё расскажу. Завтра ужин в честь помолвки устроим. А там заодно я вам удивительную историю в честь нашего знакомства поведаю. Сейчас некогда! Мы сначала в торговый центр с Настенькой рванём, а затем в поместье. Пока нас не будет, распорядитесь, чтобы нам совместную комнату подготовили, ту самую, президентскую, а затем слуг оповестите и приглашение на ужин всем родственникам разошлите!
– Будет сделано, босс!
– Ну всё, валите, придурки! Санёк со мной, а Витёк в поместье, – рыкнул Хозяин жизни, раздавая приказы направо и налево. – Эй! Для начала приберитесь тут за собой, уроды! Весь дом разворотили, мудаки безрукие! Чтобы ночью вернулись и подлатали всё! Ясно?
– Да ясно, ясно, – подельники удивлённо почесали лысые затылки.
– А с рожами у вас чё? А одежда? Как будто стадо слонов потопталось. Нажрались уже, что ли, в конце рабочего дня? Вот ведь…
– Так это, мы как раз хотели доложить… ваш…
– Ладно, люки захлопнули, некогда мне. Потом каяться будете, щенки, – бегло протараторил бандит, а затем ко мне обратился: – Ну что, звёздочка моя, в путь? Прости за грубость, детка.
Я лишь невольно пожала плечами, стараясь не разрыдаться от безнадежности, жалостливо добавив:
– Да. Только мне сына проверить нужно.
