Смерть Брежнева 10 ноября 1982 г. и приход к власти его преемников – Юрия Андропова (находившегося на посту Генерального секретаря ЦК КПСС вплоть до своей смерти 9 февраля 1984 г.) и Константина Черненко (до его смерти 10 марта 1985 г.) – не привели к существенным изменениям официальной позиции в отношении религии и атеизма. На посту Генерального секретаря Андропов, который преследовал инакомыслие в бытность председателем КГБ, подтвердил приверженность партии делу борьбы с религией. Так, на июньском (1983) Пленуме ЦК КПСС по вопросам идеологии Андропов обвинил религиозных диссидентов в том, что они «стремятся не только поддерживать, но и насаждать религиозность, придать ей антисоветскую, националистическую направленность», и напомнил собравшимся, что «под влиянием религии еще остается часть людей и часть, прямо скажем, не такая уж малая»
901. Даже будущий реформатор Горбачев поддерживал партийную линию, подчеркивая необходимость «преодоления многовековых пережитков, предрассудков и привычек в сознании людей»
902.
Вслед за избранием Горбачева на пост Генерального секретаря ЦК КПСС в марте 1985 г. общество «Знание» провело серию закрытых круглых столов, где обсуждались три темы: социалистическая обрядность, атеизм и место религии – и русского православия в частности – в жизни советского общества. Первый из этих круглых столов, «Развитие и совершенствование советской обрядности в развитом социалистическом обществе» (4–5 апреля 1985 г.), подводил итоги развития социалистических обрядов с момента их появления. Участники сошлись в том, что обрядность можно считать центральным звеном духовной культуры социализма, поскольку в ней отражаются «основные черты социалистического образа жизни, традиции, обычаи советского народа, созидающего новую коммунистическую цивилизацию». В своей идеальной форме социалистическая обрядность, как предполагалось, должна была выступать «как средство регуляции процессов общественной жизни, выработки и совершенствования способов организации производства, труда, различных видов и способов общения и коллективного творчества» – иными словами, «охватывать все сферы духовной жизни нашего народа». Предполагалось также, что социалистические обряды будут способствовать формированию атеистических убеждений, «умело сочетая национальные формы с интернациональным содержанием», и служить «более эффективным средством социализации новых поколений социалистического общества… передачи им разностороннего социального опыта нравственных, эстетических сторон жизни нашего народа». Однако, как заметил один из участников круглого стола, даже через двадцать лет степень влияния социалистических обрядов остается неясной, поскольку одни видят в них новую моду, а другие ожидают, что обрядность решит «все воспитательные проблемы, даже те, которые к ней не относятся»
903.
Кроме того, было трудно измерить эффект от внедрения социалистической обрядности. В то время как социалистическая обрядность, без сомнения, стала мощным государственным проектом – в Украине, например, в этой сфере было занято более двух тысяч работников, – специалисты по научному атеизму признавали: ни для кого «не секрет», что после гражданских церемоний, связанных с рождением, свадьбой и похоронами, люди обычно исполняют религиозные обряды. «Что ищут люди в религиозной обрядности?.. – задавался вопросом один из экспертов. – Это все вещи, которые надо взвесить, измерить и постараться понять»
904. Если важнейшим назначением советских обрядов было «способствовать вытеснению религиозной обрядности», то результат – синкретизм и «параллелизм», смешение гражданской и религиозной обрядности в быту советских людей – безусловно, порождал сомнения в успешности данного проекта. Советские ритуалы теоретически должны были способствовать «формированию нужных нам социальных и духовных качеств личности» и «утверждать ценности социалистического образа жизни», но вместо этого, как могли убедиться специалисты, результаты свидетельствовали об «индифферентности по отношению к атеизму и религии»
905.
Когда несколько месяцев спустя был организован круглый стол на тему «Актуальные вопросы атеистического воспитания в условиях современной идеологической борьбы» (30–31 октября 1985 г.), в выступлениях собравшихся открыто звучали пессимистические настроения в отношении перспектив атеистического воспитания. Филимонов, один из заместителей директора Института научного атеизма, признавал, что вера в секуляризацию была неоправданной:
Вообще одна из реальностей современной жизни состоит в том, что вопреки слишком оптимистическим оценкам, процесс преобразования общественного сознания, который связан с освобождением его от церковного и религиозного влияния, не развивается слишком быстро. К сожалению, вот эта истина стала как-то утверждаться в сознании как у нас, так и в других странах, в сознании ученых не так-то четко, да и не так уж давно… господство научно-материалистического мировоззрения в нашем обществе и успехи атеистического воспитания не дают оснований для самоуспокоенности. Все-таки религия, религиозные организации обладают немалыми возможностями для сохранения своих позиций, иногда даже для временного оживления, активизации.
Филимонов поделился своими наблюдениями, что если в сельской местности влияние православия продолжает снижаться, как и удельный вес самого сельского населения, то городское население растет, и благодаря этому за несколько предшествующих лет церковные доходы выросли более чем на 300%. Более того, статистика религиозной обрядности «не может дать вразумительного ответа о том, что же происходит на самом деле», и реальный уровень соблюдения религиозных обрядов в несколько раз выше того, который отражен в официальных данных. Так, в официальных статистических сводках не отражен тот факт, что за предшествующие четыре года существенно возросло число крещений детей школьного возраста, а также взрослых. «Чем объяснить это? – задавался вопросом Филимонов. – Ведь речь идет не о крещении младенцев, а школьников, которых раньше-то можно было отнести в церковь для совершения этого обряда?»
906
