Духовное потребительство и индифферентность советской молодежи стали частой темой сатирических фельетонов, карикатур и пропагандистских плакатов. На одном плакате были изображены новобрачные, выходящие из церкви, и девушка, которая в стороне жалуется своей матери: «…А ведь честное комсомольское давал, что на мне женится…» Плакат сопровождался коротким стихотворением, где говорилось, что молодой человек должен был давно сделать выбор, хочет ли он быть богомольцем или комсомольцем
857. На другом плакате был изображен молодой человек, колеблющийся между двумя мирами: с одной стороны – современность (изображенная как современный городской пейзаж, залитый светом), с другой – отсталость (изображенная в виде церкви, погруженной в сумрак). Быть современным означало заключать брак во Дворце бракосочетаний и регистрировать новорожденного в ЗАГСе с соблюдением соответствующих социалистических церемоний; однако, как было изображено на плакате, наряду с выполнением этих социалистических ритуалов молодой человек также венчался и крестил своего ребенка в церкви. Подпись внизу гласила: «Так и живет ханжа иной, всю жизнь меж небом и землей»
858.
Если кто-то считал пассивное участие неверующих в религиозных обрядах безобидным, Гуров разъяснял, что такое поведение отражает неразвитость политического сознания. Комсомольцы, объявляющие себя неверующими или даже воинствующими атеистами, своим участием в религиозных обрядах показывают, что их атеизм – «это всего лишь слова, не превратившиеся в убеждения, в жизненную позицию»
859. Они смогут исправиться, только если глубоко усвоят атеистические ценности, что не позволит им идти наперекор своим убеждениям.
Поскольку советские пропагандисты атеизма пытались бороться с идейной индифферентностью, им пришлось расширить охват атеистической работы. «Атеистическое воспитание нельзя сводить только к работе среди верующих – такое мнение было высказано на собрании местного филиала Института научного атеизма. – Оно несет более широкие функции, в нем нуждается все население, и стало быть, в этот критерий, очевидно, надо включать и выработку атеистических убеждений активной части населения»
860. Атеист из Ставрополя обрисовал проблему более детально:
…Критерий для атеистической убежденности у нас отсутствует. Почему мы с вами атеисты? Человек говорит: «Я не верю в бога» и считается атеистом. А можно ли такого человека считать убежденным атеистом, который считает, что вообще проблема атеистической работы в нашей стране не актуальна, проблемы религии в нашей стране – удел немногих людей. Которые говорят: «да, знаете, атеизм подождет, есть более актуальные задачи». Разве можно считать таких людей убежденными атеистами?! От такого взгляда один шаг к практической деятельности – когда сына или дочь крестят или делают обрезание, а когда спрашиваешь, как это могло случиться, то получаешь ответ, что этот «атеист» был в командировке, ребенка увезли в деревню и проделали все это без его согласия. Таких отговорок можно найти тысячи. В этом-то и состоит степень атеистической убежденности, чтобы этого никак не могло быть… Вот и получается такая парадоксальная вещь… когда так поступает известный писатель, известный литератор. А столько таких неизвестных или мало известных, которые придерживаются подобных настроений и в определенном кругу излагают подобные взгляды, что атеизм дело не особенно актуальное…
861
Поскольку конечной целью атеистической работы стало теперь считаться воспитание атеистической убежденности, теоретики атеизма выделили два этапа этого процесса. На первом этапе – которым прежде ограничивалась атеистическая работа – следовало препятствовать «воспроизводству религиозности в сознании молодежи»
862. Парадоксальным образом именно успешное решение этой задачи породило индифферентизм и вызвало необходимость перехода ко второй стадии атеистической работы: замене индифферентизма атеистической убежденностью. Гуров разъяснял, что индифферентизм как социальный феномен «противоречив». С одной стороны, «это результат большой работы, проводимой под руководством нашей партии по отрыву верующих от религии, что можно расценивать как положительный момент». С другой стороны, это «следствие недостатков в атеистической работе по воспитанию неверующей молодежи», – и в этом отношении это «явление отрицательное, мешающее утверждению гражданской, идейно-политической сознательности и активности молодых людей». Гуров отмечал, что если неверие пассивно, то задачей атеизма является выработка воинствующей позиции, поскольку «твердо стоять на позициях атеизма значит решительно, беспощадно и, главное, вполне сознательно, вполне последовательно порвать с нейтральным, примиренческим отношением к религии и ее культу»
863.
Но что же такое атеистическая убежденность? Гуров доказывал, что «знания», приобретенного путем образования и просвещения, еще недостаточно. Поясняя свою мысль, он рассказал историю про студентку университета, баптистку, которая получила отличную оценку на экзамене по научному атеизму. Когда ее спросили, как ей удается примирить знания по этому предмету с религиозной верой, она ответила, что ей задавали вопросы, касающиеся знания материала, но при этом «ни разу не поинтересовались по существу, каково мое мнение по рассматриваемой проблеме. Оценивали мои знания, а не убеждения»
864. Чтобы пассивное неверие стало активной атеистической позицией, знания должны «соединяться с эмоциональным фактором», должна сформироваться «уверенность в их истинности и надежности» и на основе этих знаний должен сложиться «устойчивый стереотип отрицательного отношения к религии и ее культу». Знание, рассуждал Гуров, необходимо превратить в «атеистическую мировоззренческую позицию, сделать их убеждениями», чтобы эти убеждения могли, говоря словами Маркса и Энгельса, стать «узами, из которых нельзя вырваться, не разорвав своего сердца»
865. Человек, обладающий атеистической убежденностью, «не смешивает религиозный обряд с народной традицией, религиозное с национальным, он займет четкую классовую, партийную позицию по отношению к любой религиозной идее, к любому церковному обряду»
866. Такая атеистичность, по словам другого теоретика, размышлявшего на темы индифферентности, Соловьева, «должна рассматриваться не как некий жупел, направленный против религии», но скорее «как важная черта духовного мира образованного, культурного человека, проявляющаяся в активной жизненной позиции, сознательном, творческом участии… в борьбе за все передовое, прогрессивное». «Главным показателем подлинной атеистичности советского человека» было «утверждение поведением, делами, всем образом жизни реальных ценностей социализма»
867.
