Гордиенко предлагал иную интерпретацию препятствий, которые мешают атеизму одержать триумфальную победу над религией. Он призывал своих слушателей перестать рассматривать религию как нечто абстрактное и исследовать конкретные причины, по которым люди обращаются к религии в поисках ответов, решений и удовлетворения. Иллюстрируя свою мысль, Гордиенко поделился результатами недавнего социологического исследования. Чтобы понять религиозные мотивации ленинградцев, местные сотрудники исследовали, что происходит в часовне Ксении блаженной, одной из наиболее популярных религиозных фигур в Ленинграде
842. Несмотря даже на то, что в советский период часовня была превращена в мастерскую и склад, местные жители продолжали оставлять там записки с просьбами, адресованными Ксении блаженной. Когда эти записки собрали и изучили, рассказывал Гордиенко своим слушателям, выяснилось, что люди обращаются к религии по «чисто житейским обстоятельствам»:
О чем просят эти люди? Не будем брать верующих людей, которые просто говорят: «Ксения Блаженная, моли бога за меня». Но содержание записок, поступающих к ней, вполне конкретно, например: я собираюсь поступить в ПТУ, помоги мне сдать экзамены; дорогая Ксения, я собираюсь поступить на курсы шоферов, помоги мне; я хочу поступить в Текстильный институт, поможешь – уверую в тебя; дорогая Ксения, у меня сын запил, с дурными людьми связался, помоги развязаться; у моей дочки муж пьяница, помоги ей, и т. д.
843
Гордиенко заключил, что записки, которые люди пишут Ксении блаженной, – это «крик души», но по сути своей они не отличаются от «заявлений в местком». Для тех, кто «запутался в жизни» и не может найти решения своих проблем в рамках советской системы, Ксения блаженная стала альтернативным «месткомом», другим средством связи, с помощью которого их просьбы могут быть услышаны и исполнены.
Гордиенко доказывал, что чем больше пропагандисты атеизма помогают людям в их нуждах, «тем меньше у них будет необходимости обращаться к сверхъестественному». Комсомольские работники должны понимать, что «создание дружеских, сердечных отношений, то, что в докладе т. Брежнева было названо как создание товарищеской атмосферы» – это тоже форма атеистической работы. Более того, атеистическая работа должна достичь тех, чья мировоззренческая позиция остается неопределенной, – «колеблющихся» и индифферентных, – поскольку недостаток убежденности делает их уязвимыми в идеологическом и духовном отношении. Гордиенко объяснял, что именно из этой «серой массы» вербуют людей в семинарии, и потому миссия комсомола состоит в том, чтобы приобщить индифферентную советскую молодежь к социалистическому образу жизни
844.
* * *
О том, что партия действительно считала массу индифферентной молодежи серьезной политической проблемой, красноречиво говорил тот факт, что данной проблеме уделялось все больше внимания, а на ее решение выделялось все больше ресурсов. С одной стороны, об этом свидетельствовали проводившиеся по инициативе партийного руководства исследования демографического, социального и культурного облика советской молодежи; с другой стороны, об этом можно было судить по интенсификации и массовости проектов, связанных с идейным воспитанием молодежи. Традиционное образование, которое молодые люди получали в школах, все в большей степени дополнялось внеурочной нагрузкой, включавшей в себя, наряду с атеистическим, военно-патриотическое (для укрепления гражданского единства) и интернационалистическое воспитание (чтобы противостоять национализму)
845.
Чтобы понять духовный мир советской молодежи и отыскать каналы воздействия, с помощью которых ее можно направить на верный путь, Институт научного атеизма в течение двух лет проводил изучение «процесса формирования атеистических убеждений у студенческой молодежи», о результатах которого Окулов в 1974 г. докладывал ЦК КПСС
846. Окулов отмечал, что, хотя большинство советских молодых людей «свободно от религиозных предрассудков», ситуация более сложна, чем представляется на первый взгляд, поскольку зачастую индифферентизм к религии связан с «безразличным отношением к мировоззренческим вопросам вообще, со своеобразной „бездуховностью“, безыдейностью, с ошибочными представлениями о том, будто самое главное для человека в нашу эпоху это профессиональная подготовка и ничего более»
847.
Для других молодых людей характерно «примиренческое отношение» к проявлениям религиозности, особенно к религиозным праздникам и обрядам. Как было отмечено в докладной записке, в ходе исследования «выяснилось, что некоторая часть студентов видит в религиозных обрядах и праздниках народный обычай», а религия в их представлениях «выступает носительницей национальных традиций и чувств, осуществляет связь прошлого с настоящим». Эта «тревожная» тенденция была лишь малой частью выявленных примеров удивительной трансформации религиозности в советском обществе. «Имеют место факты, когда к религиозным взглядам и религиозной обрядности начинают проявлять интерес некоторые студенты, ранее бывшие неверующими или индифферентными к религии, – отмечал Окулов; этот интерес часто бывает порожден «ошибочными нравственными и мировоззренческими „исканиями“». Более того, продолжал Окулов, религиозные организации извлекают из этих исканий выгоду. Они распространяют «ошибочные представления» о том, что религия является «единственной хранительницей нравственности» и что она даже при социализме служит «регулятором нравственного поведения, прежде всего в сфере личной морали». Но, с точки зрения партийного руководства, наиболее тревожащей тенденцией было то, что иногда интерес молодых людей к религии принимает форму «фрондерства, претензий на оригинальность», а это может в свою очередь привести к идеологическому разоружению и даже оппозиционным политическим настроениям
848.
