Я не готова к этому. Не готова! Не готова…
Но я привыкну к этой мысли. Со временем непременно привыкну.
Укладываюсь в кровать. Беру телефон. В последнее время я вообще не захожу в соцсети.
«Я и так знаю, зачем ты их фотографировала. Что? А вот ты, выходит, не в курсе, что мне известна твоя ма-а-аленькая грязная тайна».
Он видел мои сториз? А если да, что это для нас означает?
Ничего хорошего. Факт. Ни один мужик не простит то, что его использовали. Никогда. Может, это и объясняет его изменившееся поведение? И единственное, что меня спасает от его гнева – беременность?
Вскакиваю с постели. Меня подхлестывает дурацкая мысль, что я еще могу все исправить. Объяснив, кем он для меня стал за это время. Рассказав, как я ему благодарна за все, что он сделал. Несусь вниз.
– Иван!
– Иди в постель, Жанна.
– Я не могу! Я хочу тебе все объяснить!
– Ну, давай. Я послушаю.
Он пьян. Он чудовищно пьян, – понимаю я. – Пьян так, что непонятно, за счет чего вообще держится.
– Расскажи, как ты со мной трахалась. Через силу? А может, представляя того сопляка, что тебе рога наставил?
– Н-нет…
Я жалею, что пришла. Не надо было лезть на рожон, когда он в таком состоянии. Я недооценила ситуацию и запросто могу за это поплатиться.
– Нет?
– Нет. Мне было хорошо с тобой. Всегда. Я… – осекаюсь.
– В этом месте надо сказать «я люблю тебя», – хмыкает он, наступая.
– Люблю, – повторяю послушно, потому что по-своему я его в самом деле люблю. Да к тому же сейчас это, кажется, единственные слова, способные спасти нас обоих.
– Покажешь, как? – он опускает ладонь на ремень и щелкает пряжкой. Сглатываю.
– Ты же знаешь, что мне нельзя. Врач сказал поберечься.
– У тебя есть рот… – Иван касается большим пальцем моих губ. Надавливает легонько. – Горло… – пальцы соскальзывают на шею. Я панически дергаюсь. Не потому, что мне противна мысль о минете. В тот момент я вообще думаю о другом. О том, что его ярость так сильна, что ей нет края. И в этом мне жить? Нам всем в этом жить? Сколько же дров я наломала!
Он наклоняется. Пальцы конвульсивно сжимаются. Несильно. Едва ощутимо. Но с намеком на то, что ему меня придушить хочется.
– Возвращайся в кровать, – шепчет на ухо, опуская руку. Не в силах его ослушаться, я бегу… Бегу прочь.
Мне кажется, что ничего хуже быть не может. Но жизнь открывает передо мной новые грани понятия «плохо». Когда он впервые за много дней спустился к завтраку. Холодный и застегнутый на все пуговицы. Далекий, как никогда. Разбитый, но не сломленный. Как будто за одну ночь постаревший. Хотя, может быть, и не за одну… Что я вообще о нем знаю? И об этой жизни, что?
– Я должен извиниться за свое поведение ночью. Этого больше не повторится.
– Ничего, – шепчу я. – И ты меня прости. Я постараюсь все исправить. Я…
– Извини, у меня много работы.
Я киваю в его уходящую спину. Все время потом, время, что нам осталось, он держит слово. Такого, как той ночью, больше никогда не повторяется. Он вежлив, он заботлив, но он – уже не мой. Я никогда… Никогда не думала, что буду так тосковать по его вниманию. По взглядам, которые он на меня бросал… Теперь в них нет любви. И даже равнодушия нет. Они пусты. Его глаза.
Он выстроил вокруг себя непрошибаемую стену. Но эта стена – не защита от потенциальных угроз. О, нет. Это было бы слишком просто. Этой стеной он защищает других. От себя. Обезумевшего от боли.
Что в этой ситуации хуже всего? Вдруг осознать, что потеряла. Сокровище. Человека такой безграничной души, постичь которую мне бы не хватило и жизни.
Нет, я рядом с ним. Вполне себе пара. Он даже стал выводить меня в свет. Демонстрируя всем желающим из каких-то своих соображений. Я рядом, да. Но больше не вместе. Все мои попытки поговорить – мягко, но настойчиво пресекаются.
Зато это время – период моего сближения с мамой. Шок от того, что у нее появился мужчина, постепенно сходит на нет. Наверное, последние события заставляют меня повзрослеть. Я перестала делить мир на белое и черное. Осознав, что существуют полутона. И не все так однозначно. Правда, даже матери я не смогла признаться, что через каких-то полгода она станет бабушкой… Как будто чувствовала, что этому не бывать, и старалась уберечь других от боли, которая меня саму потом едва не прикончит.
Это был чудесный зимний день. Такой солнечный, что глаза слепило. Только-только выпавший снег укрыл город одеялом. И мы с небольшой группой студентов вышли в крошечный институтский садик на пленэр. Я была так увлечена пейзажем, а-ну, попробуй передай этот искрящийся цвет, что не сразу почувствовала что-то неладное. А когда почувствовала, не сразу оценила угрозу.
Первые робкие спазмы не видятся мне большой проблемой. Но когда в трусиках становится мокро, я откладываю кисть и бегу в туалет. Пятна крови… Ужас. Паника. Я шарю по карманам в поисках телефона, забыв, куда его дела. В голове бьется лишь одна мысль. Мне надо позвонить. Иван точно знает, что делать. Мне надо просто сообщить ему, что происходит. Как безумная, бегу по коридору… Хотя, может, мне и не стоит бегать. Спазмы становятся сильней.
– Эй! Эй! – сквозь оглушающий какой-то ужас до меня доносится знакомый голос. – Жанна! Да стой ты… Что случилось?
Илья…
Хватаю его за полы куртки. Те еще холодные. Он только зашел с мороза.
– Ты случайно не на машине?
– Да…
– Едем! Скорее… В больницу. Мне надо…
Может, мне стоило найти больницу поближе. Но я поехала в ту, где наблюдалась.
Звоню Ивану с чужого телефона. А тот не отвечает. Очень поздно в мой залитый паникой мозг приходит мысль о том, что для всех нас было бы лучше, если бы я позвонила водителю. Или нашла бы охранника из тех, что за мной присматривают. Может, это тоже сэкономило бы мне время. Но паника… Чертова паника.
Когда мы приезжаем в клинику, кровь уже просачивается на брюки. Мне страшно, как никогда в жизни. У меня с такой силой дрожат чертовы ляжки, что это мешает осмотру. Медсестра чем-то меня обкалывает. Со мной что-то делают. Я как будто в бреду. Все в тумане… Мне бы успокоиться, а вместо этого я снова и снова повторяю:
– Что с ребенком? Что с ребенком… Что с ребенком?!
– К сожалению, беременность не удалось сохранить.
– Не удалось…
Врач что-то говорит ласковым голосом. В чем-то меня убеждает, везет в инвалидном кресле до палаты, в которой зачем-то мне нужно быть. А там уже и охрана, которая нас догнала. И еще какие-то люди…
– Найдите Ивана. Я не могу до него дозвониться.
Неужели это мой голос? Какой странный…
