— Никто меня силой тут не держит, — вступилась Елица. — Видишь, не связана я. В своём городе нахожусь, на своей земле.
— И жизнью брата твоего он не помыкает, скажешь? — Гроздан прищурил плутовато один глаз.
— Договор у нас с Чаяном, это верно. Но тебе в него лезть не стоит. Так будет лучше для всех.
— Послушай княженку, — тихо посоветовал Леден, посматривая на неё с интересом, который всё чаще мелькал в его взгляде. — Примчался ты сюда рано. Поторопился. Коли я верно всё знаю, так вы и не обручены вовсе. Нельзя с вдовицей обручиться, пока срок вдовства не истёк.
— Наши отцы обо всём ясно уговорились, — чуть резковато пояснил Гроздан. — И Елица то слышала сама и своими глазами видела.
— Так что же ты припёрся? — всё больше ярясь, процедил Чаян.
Вот же пробрало его как. Удивительно даже. Елица перехватила взгляд княжича — и он улыбнулся тепло только ей одной. И мысль мелькнула вдруг, что глотку Гроздану вырвет, а её не отдаст. Вмиг разлился по лицу жар, и мелкие пряди вокруг шеи намокли от ясного осознания, что Светоярыч старший уж, похоже, и правда её присвоил, разрешения на то не спросив.
— Забрать её хочу. Пусть живёт там, где ей безопаснее будет, — зуличанин и бровью не повёл от его грозного вида.
Сам он, похоже, и сам был не трусливого десятка. А уж головорезы его и вовсе начали хищно усмехаться, словно почуяли назревающую схватку. Бывало в этой общине всякое: и кричали так, что стены тряслись, и бороды друг другу драли порой. А вот крови ещё не проливалось.
— А это пусть Елица сама решит, — неожиданно предложил Чаян.
И вновь взглянул на неё — теперь уж испытующе и даже хитровато. Словно проверить хотел, не пожелает ли она жизнь брата и свободу земель своих променять на собственное спокойствие. И зазвенела где-то в далёком уголке разума малодушная мысль принять спешное предложение Гроздана, а то и помощи попросить, чтобы остёрцев прогнал. Но и знала она о Зуличанском княжестве немало: много лет они бок о бок живут. Земли у них не обширные, с севера их тоже подтачивают другие соседи, которые угодья свои чужакам, пришедшим с востока, отдавать не хотят. Ратей великих у Мстивоя никогда не водилось. И толкать их на сечу, на то, чтобы кровь свою проливать, она не имела права. Да и не хотела, признаться. Не хотела стать чем-то обязанной Гроздану, который смотрел на неё сейчас, как хорёк на несушку.
— И что же ты, княжич, не станешь противиться, коли Елица со мной уехать пожелает? — показалось, не поверил словам Чаяна зуличанин.
— Не стану, — беспечно бросил тот.
Леден только покосился на него так, будто посчитал, что брат его враз умом тронулся. Доброга тихо крякнул, изрядно ошарашенный, и Елицу под столом ногой толканул: мол, глянь, что творит. И в груди всё скрутилось колючим жгутом: ничего доброго не выйдет, если поддастся она на показную доброту и уступчивость остёрского княжича. Вон как глаза его посверкивают, словно кинжалы холодные, хоть губы и растянуты в улыбке.
— Позволь с тобой, Чаян парой слов с глазу на глаз перемолвиться, — Елица встала и кивнула всем мужам, которые недовольно забурчали. — Прогуляемся во дворе. А ты, Леден, пока прикажи стол гостям в гриднице накрыть. Они небось с дороги устали. А там всё решим. Мне подумать надо.
Тот брови свёл, явно не понимая, к чему сейчас эти уловки. Зачем она время тянет, но только согласно наклонил голову в ответ. Чаян поднялся тоже и, одёрнув рубаху, пошёл вслед за ней прочь из общины. Теребя лунницу, что висела на бусах, Елица вышла на тропинку и приостановилась, дожидаясь его. Княжич поравнялся с ней — и вместе они укрылись в прозрачной зеленоватой тени расцветающего едва не на глазах сада.
— И что же ты, отпустил бы меня разве? — Елица покосилась на Чаяна, который не спешил говорить первым.
— Нет, конечно, — он хмыкнул. — Только я думал, что ты и сама понимаешь, что не из большой любви он сюда приехал. Лодьи вон по реке прогнал, чтобы побыстрей.
— Понимаю. Был бы жив Отрад, он и не сунулся бы сюда.
— А сейчас ты — наследница. Была невеста желанная, а теперь и вовсе хоть с руками отрывай.
Чаян вдруг остановился под раскидистой старой яблоней, которая развернула в стороны свои густые ветви едва не на три сажени, тесня в стороны младших подруг. Елица повернулась к нему, оглядела лицо его серьёзное и озабоченное как будто.
— А ты разве?.. — хотела было укорить его, да передумала.
Мыслей княжича она доподлинно не знала, а обижать неосторожно не хотела.
— У нас договор. Я сказал, что мы уйдём отсюда, как только Сердце сыщется. И слово своё я держать намерен, если о другом не попросишь.
— Попрошу? — Елица покачала головой, невольно улыбаясь. — Чтобы остался?
— Да.
Чаян шагнул к ней, мягко обхватил пальцами подбородок, скользнул ладонью под повой, к шее. Елица остановила его руку, отвернулась, когда он лицо приблизил, опаляя нетерпеливым сбитым дыханием губы.
— Ты получил свой подарок намедни, — постаралась сказать она как можно твёрже. — Другого у меня не припасено.
Чаян провёл большим пальцем по её скуле, не торопясь отстраняться. Она и смотреть на него не хотела: взглянешь — и утянет снова в свой омут, где уж Зимава давно оказалась. Ох уж эти братья Светоярычи: один всем вокруг мил быть хочет — и противиться его чарам трудно. А второй — никому — да от этого не легче.
— Что ж ты делаешь со мной, Елица... — он всё же отступил. Она спешно поправила сбившийся повой. — Уезжай в Звяницу завтра. С утра. Я кметей предупрежу, чтобы сбирались. Вышемила и без тебя уже поправится. А тут я всё с Грозданом твоим решу. Потерпит.
глава 12
Звяница жила, как и всегда: до того, как появилась однажды в ней Елица, да пока коротала здесь годы вдовства. Так и жить будет дальше, даже если не придётся больше здесь никогда оказаться. Обширные лядины уже давно вспахали, мужи посеяли пшеницу, а теперь пришла пора женщинам сеять горох да лён. Их светлые фигурки, словно зёрнышки, рассыпались по нивам. Слышалась издалекаих слаженная песня, которую Елица хорошо знала — и она сама начала припевать тихонько, пытаясь передать хоть каплю собственной детородной силы земле и будущим всходам.
Уж я сеяла, сеяла ленок,
Я сеяла, приговаривала,
Чёботами приколачивала:
Ты удайся, удайся, ленок!
Ты удайся, мой беленький
ленок!
Вея, что поехала нынче с ней вместо Миры, к которой, как та ни старалась, веры больше не было, посмотрела на Елицу задорно и одобряюще. Кмети прислушались тоже, а Стоян даже и обернулся, чему-то улыбаясь. Радостное это время: когда засевается земля и люди делятся с ней своими чаяниями на справный урожай, своей силой. Приносят требы Рожаницам и Велесу. Молят о милости Отца-небо Сварога, чтобы не обижал дождём. Ярило, чтобы дарил тепло всё то время, пока он в самой буйной силе. И всё вокруг расцветает, зеленеет и дышит первозданной жизнью. И от этого на душе становилось хоть немного светлее.
