– На каждый онагр у нас их было три вида, по пять бомб в каждом, господин подполковник, – ответил орудийный прапорщик. – После битвы под Раквере у нас на каждое орудие осталось по две бомбы осколочно-зажигательной и по пять из чисто осколочных и зажигательных. Последние мы пока что вообще не тратили. Итого у нас дюжина на каждый онагр есть, или же шесть десятков всего и на все орудия.
– Хорошо. – Кивнул Сотник. – Зажигательные бомбы мы пока оставляем в резерве, а вот все остальные вы приготовьте к бою. Но перед этим хорошо побейте зубцы на стенах камнями. Постарайтесь хорошо пристреляться, чтобы потом наши дорогие снаряды зазря не закидывать. Общий штурм назначается на послезавтра. С рассветом атакующие колонны пойдут на приступ. Герцог просит оказать ему честь, он хочет, чтобы его датчане зашли на эти стены первыми. Так предоставим же союзникам такое право, как прежним хозяевам этой крепости. Их тысяча двести пехотинцев перед рассветом скопятся у осадных укреплений и по сигналу герцога Кристофера ринутся с лестницами, мостками и ивовыми плетнями ко рву, закидают его ивовыми корзинами и щитами, установят там мостки, а затем, перемахнув через ров, пойдут на стены. Думаю, что как раз в это самое время ливонцы опомнятся и начнут бить сверху штурмующих. Вы сами прекрасно понимаете, какие потери они при этом будут нести, если их там не поддержать. Датчане уверены в нас и просят дать им только лишь зацепиться за самый верх крепостных стен. Потом уже, в тесном бою, они вырежут и сметут их защитников вниз, а затем и ворвутся в город. Второй волной атакующих за ними пойдут семь сотен лёгкой пехоты из веронцев и наших ушкуйников. Ну и мы не заставим своих союзников ждать, ударим, как и было уже обговорено, следом. Даны просят только лишь нашу стрелковую поддержку. Они её сами на себе в своё время испытали и теперь очень даже уважают. Без неё они бы просто не решились на такой отчаянный штурм. Поддержим союзников?
– Поддержим! – послышался дружный ответ бригадных командиров.
За час до рассвета стрелковые сотни бригады заняли осадные укрепления перед крепостью. Восемь сотен самострелов и луков приготовились ударить разом по врагу.
За ночь немцев тревожили пластуны, которые вели постоянный беспокоящий обстрел снизу. И теперь в предрассветной тишине слышно было только, как перекликаются сонные караульные на стенах, да, шаркая и тихо переругиваясь, прошла пара сотен рабочих данов поправлять осадные щиты и брёвна перед стенами. Рассвет медленно разгонял темноту. Вот, неспешно потянувшись и зевая, расчёт башенного скорпиона начал натягивать торсионы своего двухплечевого огромного орудия. В направляющее вставили тяжёлую стрелу. Старший расчёта прицелился в мелькающие среди щитов фигуры. «Щёлк!» – и она унеслась вниз в сторону недалёкой цели.
Хлоп! – стрела, пройдя в какой-то пяди от датчанина с лопатой, ударила в корзину, наполненную землёй и камнями.
– Чуть-чуть бы левее – и конец был бы этому дану, – пробормотал Маратка, перехватывая поудобнее свой речник. «Хлоп, хлоп», – несколько стрел из луков впились в большие щиты.
– Товсь! – разнеслась вдруг команда над всей линией укреплений. – Бей! – и сотни стрел и болтов выкосили большую часть защитников с южной стороны крепости.
Старший расчёта башенного скорпиона закладывал новую стрелу на направляющее, когда пара десятков стрел и болтов ударила по верхней площадке, по людям и по самому орудию. Сто ударов сердца потребовалось стрелкам, чтобы выбить дежурную смену с южной и восточной сторон крепости. Над главной цитаделью загудел тревожный рог. Сотни воинов устремились на стены.
– Тревога! Тревога! Тревога! Русские и датчане идут на приступ! Всем к бою!
Наступил критический момент: если стрелки внизу устоят и подавят активность обороняющихся, то хозяевами положения станут уже штурмующие. Ну а коли устоят ливонцы, то потери осаждающих возрастут в разы.
– Работаем на счёт, на три щелчка! – крикнул Митяй своему звену и, выставив арбалет в бойницу, выжал спусковой крючок. «Хлоп!» – арбалетный болт пробил кольчугу лучника на стене. Митяй спрятался за большим щитом и начал перезарядку самострела.
– Я! – выкрикнул Оська и, приподнявшись над своим щитом, выпустил болт в цель. Хлоп! Стрела немца-лучника впилась на расстоянии в ладонь от его головы.
– Лучник справа, у третьего зубца от башни, целит в нас! – выкрикнул самострельщик, накручивая рычаг зарядки.
– Я! Я! – выкрикнули одновременно Маратка с Игнатом и, вынырнув из-за своих укрытий, послали болты в указанную Оськой цель.
– Я! – крикнул Петька и выбил из своей бойницы арбалетчика на правой башне.
Круг стрелкового звена замкнулся, и в свою бойницу выставил уже перезаряженный самострел Митька.
Буквально минут за десять со стен было выбито две сотни защитников, а из прислуги скорпионов уцелели лишь единицы. Обороняющие крепость были готовы отбивать штурм, но его всё не было, и они становились лёгкой мишенью для русских стрелков. Наконец наступил момент, когда ни один из защитников не смел даже высунуть голову, не рискуя получить в неё болт.
Вновь на южном и восточном рубежах повисла тревожная, натянутая как струна тишина. Две противоборствующие стороны затаились.
– Внимание! – раздался голос заместителя командира бригады Тимофея. – Все делимся на три смены. Две отдыхают, а одна стережёт немца. Обед доставят прямо сюда, в укрепления, после него подойдут онагры, и здесь будет опять жарко. Так что никому не расслабляться, всем держать цель и не давать немцам даже головы наружу высунуть!
Стрелки разделились: треть из них караулила врага, а остальные пока отдыхали. Изредка хлопала тетива луков или щёлкали самострелы. В основном били они безрезультатно. Наученные горьким опытом, ливонцы предпочитали не высовываться. И всё же любопытные изредка находились, и то там, то здесь слышались крики боли и ругательства. Время от времени стрелы всё же находили своих жертв.
Прямо в котлах принесли горячий обед. Осаждённые, заметив движение и суету внизу, резко всполошились, но восемь сотен стрелков их очень быстро успокоили, и на стенах опять стало тихо.
– Hey Hans! Geh essen! Geh, geh, Mittagessen! Wir haben gegessen, jetzt sind Sie dran. Keine Sorge, wir werden hier Wache halten!
[25] – издеваясь, прокричал «полиглот» Мартын и облизнул деревянную ложку.
В ответ со стен послышалась ругань и угрозы.
– И чего бранятся-то? – Пожал плечами Мартын. – О них же, бедных, волнуюсь, мы-то вон поели, а они-то, сердешные, как же?
Вскоре со стороны лагеря показались медленно подкатывающие онагры. Их огромные туши толкали со всех сторон десятки человек. Орудия грохотали по неровностям поля и громко скрипели, но всё-таки продолжали двигаться к стенам. Над стенами и в бойницах крепости опять замелькали головы, и снова защёлкали самострелы и луки. Наконец расчёты установили онагры чуть позади защитной линии, и их тут же начали прикрывать смоченными водой щитами и плетнём.
