По подсчетам В. О. Ключевского, в середине XVII века было 15 приказов по военным делам, не менее 10 — по государственному хозяйству, до 13 — по дворцовому ведомству и 12 приказов — «в сфере внутреннего устройства и благочиния».
К концу XVII века сохранилось более 40 приказов, из них 26 — общегосударственных — финансовых, военных, судебных.
Приказы, конечно, были очень несовершенными бюрократическими учреждениями. Сравнить их можно разве что с древнеегипетскими «Домом всего, что дает небо и Нил», «Домом войны» и «Домом торговли». Тем более что некоторые приказы так и называли «Дворцами». Скажем, «Казанский дворец» или «Большой дворец». Для лучшего понимания потомков современные историки немного переделывают названия: типа «Приказ Большого дворца». Ошибки тут нет, но люди в XVII веке так не говорили, а говорили попросту: «Казанский дворец», и все тут. Так же, как египтянин говорил про «Дом войны», а вовсе не про «Министерство Дома войны».
В деятельности приказов смешивались судебные и административные функции, а ведомственный принцип самым причудливым образом смешивался с территориальным. Система приказов вовсе не образовывала стройного единства, и функции между ними разграничивались крайне плохо.
Поскольку «приказы возникли не по одному плану, а появлялись постепенно, по мере надобности, с усложнением административных задач, то распределение правительственных дел между ними представляется чрезвычайно неправильным и запутанным, на наш взгляд», — писал Владимир Осипович Ключевский.
Существовал, например, Разбойный приказ — понятно, чем он занимался. Но одновременно с ним существовал и Сибирский приказ. И возникает вопрос: какой из этих двух приказов должен был вершить суд над разбойником, хаживавшим с кистенем под Тобольском или под Томском?
Система приказов подчинялась непосредственно Боярской думе и лично царю. Самыми важными приказами командовали думные бояре и окольничьи, а приказами менее важными — думные бояре и дьяки;
К середине XVII века насчитывалось до 80 приказов, в каждом из них был свой штат — от 3 до 400 человек. Всего в Москве в 1640 году было 837 приказных людей. В 1660-е годы, по подсчетам Василия Котошихина, во всем Московском государстве было порядка 100 дьяков и 1000 подьячих. К концу XVII века число приказных в Москве возросло до 3 тысяч человек.
Но и это же совершенно ничтожная численность чиновников для управления таким большим государством! Во Франции с ее 20 миллионами населения в конце XVI века было не менее 30 тысяч чиновников только на службе короля. Примерно такое же число профессиональных юристов были «людьми свободных профессий», то есть кормились в режиме свободного рынка, но тоже были очень важным элементом системы управления страной. Даже если не прибавлять к этому числу еще преподавателей университетов, коммерсантов и священников, привлекаемых в роли консультантов, и так далее, получается: в Московии на душу населения приходилось в 10, даже в 15 раз меньше чиновников, чем во Франции!
Удивления достойно это чиновное малолюдство. Страна с населением, во всяком случае, более 12 миллионов человек управляется чуть более чем тысячей или от силы 3 тысячами чиновников!
Это могло быть только в одном случае — при широчайшем развитии местного самоуправления. Более широком, чем в Европе.
Житель Московии XVII века считал, что если чиновников мало — это к лучшему! Потому что общее мнение о «приказных крючках» было таково, что публика эта нечестная, вороватая, ведет себя «не по правилам», и вообще люди в приказах сидят нехорошие. Приказных обвиняли в покупке должностей; в небескорыстном отправлении суда, в предвзятом трактовании закона; в том, что они делились неправыми доходами с высшими, и высшие покрывали их. В обществе, где бескорыстие — величайшая ценность, один из краеугольных камней общинной морали, взяточничество и рвачество «приказных» возмущало людей чрезвычайно.
Допустим, далеко не во всех приказах продавались и покупались сами места. Скажем, в Разбойном приказе они очень даже продавались и покупались, но не в Посольском же! Были приказы, служба в которых требовала очень высокой квалификации и не всякому оказывалась по плечу. И даже в приказах «попроще» необходимы были качества, не очень распространенные, — хотя бы грамотность, умение вести письменное делопроизводство. Дьяки и подьячие входили в число самых образованных людей Московии.
Но независимо от их образования население Московии практически не верило в самую элементарную честность «приказных крючков», и в народном фольклоре образ дьяка — один из самых непривлекательных.
Скорее всего, «приказные» и впрямь были очень, очень небескорыстны — свидетельствует об этом не только народная молва, но и множество фактов, порой совершенно вопиющих.
Во время войны с Разиным посланцы «донского вора» покупали порох не где-нибудь, а в Москве, через дьяков Казанского и Разрядного приказов. Дьяков-изменников изобличили, били кнутом и сослали в Сибирь «навечно», однако каков сам поступок!
Известны случаи, когда подьячие приписывали помещику в два, в три раза больше земли, чем ему полагалось, а вот вооруженных людей выставлять он должен был прежнее количество. Стоила эта «услуга» немного — три рубля, пять рублей… Для помещика и учитывая масштаб дела — немного.
Интересны несколько челобитных, поданных царю в 1642 году, на Земском соборе, созванном по поводу взятия Азова казаками. Главный вопрос, который задавал царь, был: взять ему или не взять под державную руку Азов? В конечном счете служилые люди высказались за то, чтобы брать, а посадские и торговые «людишки» — что не брать. Характерно, что царь послушался посадских и торговых… включать Азов в свою державу он не стал и велел казакам отдать город.
Но в поданных царю документах речь шла о самых разных «неустройствах», и некоторые места в этих «скасках» звучат буквально устрашающе: «А твои государевы дьяки и подьячие пожалованы твоим государстким денежным жалованием и поместьями и вотчинами, и будучи беспрестанно у дел твоих государевых и обогатев многие богатством неправедным своим мздоимством, покупали многие вотчины и домы свои состроили многие, палаты каменные такие. Что неудобь-сказуемые, при прежних государях и у великородных людей таких домов не бывало»
Или: «А разорены мы, холопы твои, пуще турских и крымских бусурманов московскою волокитою и от неправди от неправедных судов».
Случалось даже, что челобитчик обращался к царю с просьбой судить его «по справедливости», как видно, уже не полагаясь на справедливость приказного суда, но продолжая верить в праведность царского слова.
Даже сама перспектива суда, тяжбы вызывает крик души у челобитчика о том, что противник «хочет изволочить меня московскою волокитою».
Но много ли мог даже царь в этих условиях? Даже если бы он захотел помочь верному холопу, что реально он мог сделать, если донос на человека уже поступил в приказ или если судебное дело уже заведено? Как разобраться в деле, которым уже занимаются специалисты, хорошо знающие, что «закон как дышло, куда повернул, так и вышло»?
