– Хорек, что на ужин?
Иногда переведи сложные мысли в простые и все становится на свои места. Пили или нет, просаживая золото с серебром в тавернах, но сейчас экипаж на борту, а вечер наплывает все сильнее, в животе гулко бурчит, требуя пищи. Это правильно, но не сразу.
– Сперва по работам, потом еда. Так что у нас там?
Хорек, сморщившись, пожал плечами:
– Свинина, шкипер, с горохом, салом и овощами. Яблоки и виноград, по кружке пива из последних запасов. Хлеб у нас есть, его добавлю.
– Отправишь вестового с двумя порциями ко мне в каюту. И бутылку вина… попроще.
Нефер любила удобства, любила хорошую кухню. Так правильно, Хорне не спорил, так и нужно. Добиваешься своего, становишься кем-то, тяжелой фигурой местных шахмат, так позволяй себе все, чего хотелось. С умом, конечно. И Нефер поступала именно так, спокойно выкидывая кислое вино за окно, даже если его привезли из Нортумбера и цена ему ого-го какая. Не понравилось, сморщилась, кидай в окно, ты же самая дорогая шлюха Мбойе, пусть и бывшая.
Но она сумела додуматься до ножа, приставленного к горлу Хорне. А этого ему прощать не хотелось. Совсем и полностью, даже и не думал забывать.
Ах, мой юный северный волк…
Хорне хищно оскалился, поднимаясь наверх. Там уже суетились, кипела работа, скрипели блоки и тросы, что-то звякало и, как и следовало, флейкк звучал настоящей жизнью корсарского судна. Пусть так и будет.
«Хоссте» ему нравился. Купец не смог превратить флейкк в настоящего торгаша, флейкк не когт, флейкки рождаются ради боев, схваток и треска бортом о борт врага. Он не пузат, но крепок, не широк, а силен, а вместительные трюмы флейкка готовы везти все, что угодно. От призовых грузов, смоченных потом, водой и кровью до изредка ржущих коней десанта, перевозимого к чужим берегам.
Перегородки, превратившие орудийную палубу в еще одну кладовую, Донер снес еще в Бурке. Сносил сам, шалея от ярости, игравшей в крови настоящего канонира, перенесшего горе после потери брата на «дурости и дерьмо», чуть не убившие настоящий корабль. Хорне с ним не спорил, хотя и советовал нанять плотников с верфей. Донер лишь сплюнул и, вместе с братом, Роди и северянами, пошел крушить дальше.
Сейчас там, принайтовленные канатами вдобавок к цепям, спали каронады. У «черных» из Абиссы, взявших «Хоссте», оказалось четыре каронады. Еще по паре на каждый борт Хорне купил в городе корабелов. Бурке, младший брат Стреендама, славился многим, хотя судами – в первую очередь. Контрабандой и темными делишками горожане старались не отставать от соседей-родственников.
Да, Донер плевался, рассматривая четыре бронзовые чушки на старых лафетах, поднятые на борт глухой ночью. Да, Хорне согласился с ним сразу, но выбирать не приходилось. По четыре пушки на борт – лучше, чем по две. Хуже оказалось только с огневым припасом. До Мбойе они стреляли по три раза с каждого орудия, проверяя и налаживая прицелы. Теперь, на любой ствол, приходилось по семь выстрелов, больше картузов в крюйткамере не было. Здесь, на Черном Юге, пополнить запас не удалось.
Зато, рядом с порохом, сейчас мирно спали разные снаряды. Соединенные цепями и металлическими полосами книппели, гренады, ломовые и зажигательные ядра. Этого добра у «черных» оказалось в достатке.
Хорне, не уходя к себе, смотрел вокруг. Слушал хриплое ворчание Донера внизу, рык Роди, командовавшего последними загрузками и четкими командами Марка, уже указывавшего – где крепить концы с больших весельных баркасов. Выходить из гавани Мбойе выпадало почти ночью, Марк требовал лоцмана на судно, Баклберри, сопевший трубкой-носогрейкой, соглашался и изредка ронял ругань своим тяжелым басом. Дело спорилось.
Прерывалось оно лишь на те редкие моменты, когда один-другой матрос, даже мареманны-северяне, оглядывались на корму. И вот тут ворчать, загибать бранные коленца, хотелось уже самому Хорне. Там, закутанная переливчатой тканью, где свободно волнующейся, где туго обтягивающей, стояла Нефер. И даже накинутый капюшон, украшенный пестрыми перьями, не скрывал всей странной, сладкой и тянущей к себе, как ее родные джунгли, красоты этой женщины. Светлые медово-янтарные кошачьи глаза, такие необычные и даже порой пугающие, скользили по кораблю, людям и нему, капитану всего этого. На Хорне они замирали с уловимой насмешкой, так легко угадываемой и в пухлых губах.
Нефер все понимала, но ей это даже нравилось. Все здесь, на Юге, не так, как в нормальных странах. Даже шлюхи тут, пусть и бывшие, почти королевы. Ну, или кто еще из аристократии. Нравится ей играть с ним, вот ведь…
На сколько Нефер старше? Сколько ей, вырвавшейся из круга страсти и утех, лет? Сколько их пролилось дождями, порой льющими целыми днями? Хорне не задумывался. Понимал, что старше, и это нормально, он же совсем мальчишка в свои едва-едва восемнадцать. Понимал, что ей обвести такого вокруг пальца просто… Но даже сейчас, злой и желающий сделать ей что-то нехорошее, на самом-то деле бы не смог. И не из-за сохранившегося детского добра, нет.
Добро умерло с последним вздохом Ньют.
Хорне просто любовался ею. Без мыслей о какой-то влебленности, понимая, что и у нее такие же мысли. Он просто восхищался и желал ее. Вот и все. А сама Нефер? Может, когда расскажет.
До отхода осталось половина склянок. Судя по расходящемуся запаху с камбуза, спрятанного в носу, Хорек уже прикинул что и как. Кок, один из южан, оставшихся с Хорне, получил продукты и занялся жратвой. Все шло по плану и волнение, крохотное и почти незаметное, потихоньку уходило.
«Не расслабляйся, дурачок! – посоветовал дед. – Рано!»
Еще как рано, старый ты хрыч. Интересно, свалит ли голос из головы, если все выгорит? Если «Марион», его по праву рождения, снова поднимет багровое знамя с мар-хундом? Хорне не заказывал флаг в Бурке или тут, он не хотел поднимать мар-хунда просто так, не получив первой славы и удачи. Но если «Марион» вернется, думать Хорне не будет. Да и флаг есть на самом корабле, спрятанный так надежно и про запас, что никто, кроме семьи Кишки-Вон не найдет.
Его флаг. Его мар-хунд, хлопающий от пойманного ветра. Его судно, настоящее и родное… Хорне отогнал лишние пока мысли и пошел на корму. Плыть, догонять и драться, надеясь на честность колдуна, здорово. Даже весьма, если задуматься. Но Хорне не был бы сыном и внуком последних Кишки-Вон, если бы не подготовился к этому как следует. И, почему-то казалось ему, красивая темнокожая кошка, стоящая рядом с штурвалом, ему явно сможет помочь.
– Мой северный волк… – улыбнулась Нефер. – Все же решил сменить гнев на милость?
Играется, дразнит… Хорне постарался не выдать легкой злости. Видно, не получилось, Нефер вдруг оказалась рядом, придалась, положив голову на плечо. Она была не только старше, она еще и была выше. Хотелось верить, что команда не будет расспускать смешки под палубой.
– Я не могла иначе, Хайни, – вдруг очень серьезно шепнула она. – Ты не поймешь… наверное. Олло не просто нга, Олло для меня почти отец.
