Хорне обернулся:
– Нас всех зовут одинаково, рано или поздно. Мы Хорне Кишки-Вон.
В рундуке рулевого оказалось кое-что полезное помимо раструба и клепсидры.
Ящичек с компасом, новеньким, в латунной коробке, Хорне закрутил винтами на нужном месте, справа от правила, точно угадав задачу бруса, смотрящего вверх.
Секстант, навощенная кожаная карта, шкиперский циркуль и линейка. Абиссцы могли ходить по звездам, как Хорне и выбрал курс. Но высчитать его правильно и поставить судно на нужный румб было куда лучше. И Хайни справился, пусть и ошибся два раза в счислениях, но ошибки нашел сам.
Судно звалось смешно, «Чирком», но Хорне устраивало. Чирок птица северная, но над морем тоже летает, не стоило гневить Морского короля, занимаясь переименованием. Суденышко шло в морской тьме, не опасаясь глубин, надежно укоренившись на гладкой водной спине одного из трех северных морей. Баклберри мурлыкал под нос, совершенно уверенный в своей судьбе и будущем – Донер ни от кого и ничего не скрывал. И Баклберри все устроило.
Дальше – как лягут кости, отмеряющие жизнь каждого мареманна, кости, выбрасываемые дочерьми Морского короля. А пока – Баклберри знал свой долг, гейс, заплетенный на спасенной жизни. И спас его, пусть и не один, этот тощий юнец, сейчас спавший под настилом у правила.
Ночь пела ветром, путающимся в снастях и все равно гонящих «Чирка» на Бурке. Баклберри не поправлял мальца-шкипера, видя его старания. Дед натаскал младшего Хорне стояще, курс выставил мальчишка правильно, только по расчетам и прикидке самого рулевого идти им было на день дольше. Но за три должны обернуться, даже за два с половиной, если не встретят по пути какой напасти.
Это северные моря, от опасностей тут не скроешься. Даже если станешь стараться.
Море обжигает трусов – 4
– Шкипер! – рявкнуло за спиной, облапило и затрясло. – Чтоб мне одних кальмаров жрать, отлично выглядишь!
Хорне даже приподняло от свалившейся на него дружбы. Роди, блоддеров хвост, не менялся. Даже стоя на протезе, не терял улыбки во все лицо и медвежьих ухваток.
– Здравствуй, боцман. – Хорне похлопал громилу по лопаткам, не сумев дотянуться до его плеч. – Смотрю, ты пямо бегаешь?
Роди не ходил с Хорне в этот год. Да и в конец прошлого на море тоже не бывал. Все они тогда встали на якорь, просаживая накопленное за год или брали в долг, дожидаясь весны с морем, тоже ждущим корабли.
Роди пришлось хуже. У Хорне не отняли ногу, пусть осень и зимние вьюги он грыз подушку, наливаясь то жаром, то болью. С трупной заразой, попавшей в него после мар-гейста, с трудом справились несколько лучших врачей. И то, если бы не помощь Лисс и ее родичей, Хорне сейчас мог хромать не хуже боцмана.
Роди оправился быстрее, но вот ногу отпустить заново не смог. Скрипел деревяшкой, наведывался, а под самый Йоль пропал, съехал из города. Дамер, вытирая слезившийся единственный глаз оставшейся рукой, Дамер, открывший процветающую лавку привозных женских товаров и пропивший ее, Дамер, рассорившийся с братом в хлам, теперь помогал женщинами работать с парусиной и в выходной просиживая в порту, знал немного. Роди, ушедший глубоко в собственную злобу и бутылку, умотал тогда в Вольные города.
Роди вернулся к лету. Похудевший, пьющий в меру и скрипящий металлом с кожей новой ноги. В Ниросте, городе оружейников, механиков и кузнецов, боцману справили хитрый протез. Мертво-холодная нога, покрытая желтой травленой кожей и костяными накладками, гнулась в колене, пружинами и шестернями возвращаясь назад и даже показывала такой же фокус в ступне.
Роди заводил ее в полночь и полдень широким ключом-пауком, вставляя тот в скважину на бедре. Боцман продал все невеликое барахло, мансарду в купеческом доме, где жил, все свои любимые стальные рубилки-ковырялки и смог заплатить дварагам. Подземным карлам-мастерам, взявшим за каждую унцию протеза столько же в настоящем серебре, поменяв тот на собственную сталь и машинную хитрость.
Роди приютил у себя Дамер, и боцман, не пришедший за помощью к Хорне, три месяца работал вышибалой в порту. Хорне, вернувшийся в Стреендам несколько дней назад и снова собирающийся в путь, его еще не видел. И вот, встретились. И вряд ли случайно.
За Роди, виновато разводя руками, стоял Донер. Фойр-бас, мастер-канонир, делал рожи и что-то пытался показать на пальцах. Донера, Свалка, Марка и Зель Хорне ждал на завтрак, обсудить выход в море. Роди, поймавший Донера по дороге, в разговор не вписывался. Это верно.
Хорне, глядя на него, снова почти ставшего собой, почти не пахнувшего бренди и довольно улыбающегося, почувствовал, как скребануло внутри. Квартердек-бас, пусть по должности и боцман, не может вести людей в бой, стоя на одной ноге. Это тоже верно.
– Пойдем с нами, боцман. – Хорне положил руку на плечо Роди. – Пойдем, посидим, закусим. Наши будут.
– Шкипер, да… – Роди расплылся в улыбке. – Так рад вас всех видеть, ты знаешь, очень рад! Я на берегу как не живой, шкипер!
Донер кинул осторожный взгляд на Хорне. Да уж, подумалось шкиперу, вот оно… Так-так, согласилась трость. А сам-то ты, Хорне, не калека разве? Хорне и не думал спорить с совестью-тростью, говорившей с ним все чаще. Калека, инвалид, почти такой же одноногий никчемный кусок мяса, не больше. Разве сама нога – вот, есть, даже гнется, пусть и не всегда слушается.
Донер, как всегда не выделяющийся, на завтрак к Хорне принарядился. Нацепил камзол с кафтаном, взятые из сундука яростно рубившегося дворянина с Бретоньера, оказавшегося на борту купца с Шверценхаффена. На свою беду оказавшегося.
Магистратуры, с великого своего ума и несомненной жадности, заручившись поддержкой совета князей Тотемонда, уже год старательно топили стреендамских торгашей. Войны не случилось, кесарь-солнце тяжело шарахнул по столу кулаком у себя в Безанте. И всего бы ничего, только руки у него длинные, достающие до севера, а кулак на западе не только бронированный, но и мореходный. Две эскадры «змеев» кесарь-солнце держал в портах номеда, двадцать трехпалубных судов кому хочешь хребет своротят.
Резались с магистратурами далеко в море, куда загоняли друг друга то одни, то другие. «Марион» поднимал каперский флаг почти все плаванье. И новенький флейкк, идущий под волчьей черной головой Шварценхаффена, зря решил посоревноваться в скорости, а потом в ярости, с Хорне Кишки-Вон.
А уж дворянчик, чего-то там решивший удрать из дома и дравшийся вместе с моряками в черных куртках, свое получил. Донер редко ходил в абордаж, оставаясь на огневой палубе, но тут не удержался. Ну, а дворянчику, решившему быстренько порезать неказистого пирата с гандшпугом в руках, стоило подумать, а не лезть в драку. Итог оказался для него плохим.
Дворянчика спустили за борт, его легкий меч забрал Кассель, новичок «Мариона», а сундук достался Донеру. Вот старший канонир сейчас и красовался в синем бархате, белой, ослепнуть можно, сорочке под камзолом, блестел серебром пуговиц штучной работы и даже пытался опираться на трость с красивой головой грифона. Шляпу, правда, Донер оставил свою. Потому как счастливая, талисман, даже тонула с ним, но выплыла, как и сам Донер.
